Хейди Перкс - Вернись ради меня

Я киваю, и детектив продолжает:

– Возможно, на каком-то этапе вам станет тяжело, однако разговор у нас будет, так сказать, односторонний: если у вас возникнут вопросы, мы не станем вам лгать, но, вероятно, не сможем предоставить полную информацию.

– Хорошо, – я слабо улыбаюсь и беру стакан воды, стоящий передо мной. Кровь бурлит в венах, будто кипяток, и несется, как гоночная машина по треку. Я не в силах сидеть спокойно: то подаюсь вперед, то сажусь глубже, а затем вновь сдвигаюсь на краешек стула, сложив руки на коленях.

Но я благодарна детективу за чуткость, когда он спрашивает, в состоянии ли я продолжить беседу. И еще мне приятно, что хоть кто-то говорит мне, что я не услышу лжи, даже если мне не откроют всей правды.

Детектив начинает с вопроса, что мне известно об инциденте, и я честно отвечаю – абсолютно ничего. Кажется, он удовлетворен этим ответом и переходит к общим вопросам об Айоне и моей семье: часто ли мы виделись, ладила ли я с ней и как к Айоне относились моя сестра, мать и отец.

Для начала я рассказываю, что в лето нашего знакомства я искренне считала Айону остроумной и приветливой, но именно у Бонни с ней завязались тесные дружеские отношения. Я не уточняю, что такой дружбы у сестры не было ни до того, ни, пожалуй, после.

Я рассказываю, что инициатива звать Айону на ужин исходила от мамы – стало быть, она тоже симпатизировала Айоне. Однако я умалчиваю, что, видимо, в какой-то момент приглашения прекратились, потому что последние пару недель Айона перестала к нам заходить. Я вдруг понимаю, что раньше над этим не задумывалась.

А папа… Со стесненным сердцем я рассказываю Харвуду, что они с Айоной сразу поладили: папа смешил ее своими историями. Мгновенно вспотевшие от нервного напряжения ладони я подсовываю под себя.

Недосказанное застревает в горле болезненным комом, и у меня мелькает мысль, что однажды меня могут спросить в зале суда, почему я не рассказала больше.

Но Харвуд не настаивает. Он интересуется, с кем еще Айона общалась на острове. Вопрос меня изумляет – я не поняла, к чему он клонит: ведь полицию сейчас должен интересовать исключительно мой брат.

– Это было очень давно, – отвечаю я. – Мне было всего одиннадцать лет.

Все мои ответы получились уклончивыми, и мне вдруг захотелось не разочаровать детектива.

– Я ценю это, мисс Харви, – говорит он. – Но, может быть, вы припомните кого-нибудь еще, с кем она проводила время или упоминала в разговоре?

– Вообще-то была одна девочка, – решаюсь я. Единственная, с кем я видела Айону смеющейся. – Тесс Карлтон.

Харвуд заглядывает в свой блокнот.

– Дочь Сьюзен и Грэма Карлтонов? – Он вздергивает брови. Я киваю, и он отчего-то долго смотрит на меня. – Вы говорите, они были подругами?

– Я видела, как они вместе ездили на материк, так что, наверно, были.

Если задуматься, это была странная дружба – Тесс было всего пятнадцать.

В моей голове мелькает догадка: что, если именно из-за Тесс Бонни поссорилась с Айоной? Но я не успеваю это обдумать, потому что Харвуд продолжает спрашивать:

– Расскажите мне об отношениях вашего брата с Айоной Бирнс.

Хотя именно этого вопроса я и ждала, воздух застревает в горле, как противная, тягучая патока. Я громко сглатываю.

– Честно говоря, я не замечала между ними никаких отношений. Понимаете, мой брат, он… – Я замолкаю и делаю глоток воды. – Дэнни не перекинулся с ней и тремя словами, хотя Айона часто бывала у нас в доме.

– Как он вел себя, когда она была рядом?

Кажется, Дэнни оставался с Айоной таким же, каким был и с остальными, зато я отлично помню, как она вела себя с ним.

– Айона часто пыталась поговорить с ним, – отвечаю я. – Я имею в виду, что она всегда задавала ему вопросы, пытаясь вовлечь его в разговор. Мы все знали, что на Дэнни лучше не давить, но Айона проявляла к нему неприкрытый интерес.

– Больше, чем другие жители острова?

– О да. Другие девушки не обращали на него внимания.

– Почему, по-вашему, Айона это делала?

Я пожимаю плечами.

– В то время мне казалось, что она пытается быть дружелюбной.

– И как Дэнни реагировал на эти проявления внимания?

– Я думаю, это заставляло его чувствовать себя неловко. Ему это не нравилось. Он ей почти не отвечал.

– А как насчет того, что не было сказано? Невольные движения, жесты, характерное поведение…

Понимать человека без слов позже меня научила моя работа, но тогда? Я отрицательно качаю головой, сознавая, что в свои одиннадцать лет я ничего не заметила.