Хейди Перкс - Вернись ради меня

– Я не хочу, чтобы ты в этом копалась, – слышу я, и мои мысли возвращаются к подброшенному письму с угрозой, которое перед отъездом я затолкала в карман пальто.

Бонни кажется мне испуганной, словно и она боится правды, которую я могу раскопать. Высвободившись из моих объятий, она подходит к кухонному столу, какое-то время стоит, упираясь в него расставленными руками, открывает посудомойку и со вздохом начинает доставать посуду.

Разумеется, она беспокоится о том, что будет с ней и мальчиками после признания Дэнни, убеждаю себя я.

– Бон, почему ты сказала, что думала, будто это ты виновата в нашем отъезде с острова? – невзначай спрашиваю я.

Бонни на мгновенье замирает, не донеся кружку до стола, однако в конце концов ставит ее на место.

– Мне однажды кое-что сказали, – говорит она. – Но это была ложь.

– Что?

– Не важно, – отрезает Бонни. – И я не услышала от тебя обещания, что ты бросишь в этом копаться. – Выпрямившись, она поворачивается ко мне: – Стелла?

– Хорошо, – обещаю я, не сомневаясь, что это невозможно. Мой брат сидит в тюрьме, и мне нужно знать, должен ли он там находиться, потому что в глубине души я не верю, что это справедливо.

Едва я сошла с крыльца дома Бонни, как мне позвонил детектив Харвуд с просьбой о личной встрече. Я соглашаюсь подъехать через два часа, и он называет мне адрес возле Борнмута. Это настолько близко от гавани, где я была сегодня утром, что я сожалею о том, что он не позвонил мне раньше, пока я не отправилась оттуда в Винчестер, потратив на дорогу сорок минут.

Как только я прихожу домой, я стягиваю с себя одежду и встаю под душ, пустив самую горячую воду, пока она не начинает обжигать меня. Мне необходима эта боль, чтобы сосредоточиться, – в моей голове беспорядок. Размышлять о брате и о том, какие шаги я могла бы предпринять, оказывается легче всего: стоит отвлечься, как мою голову заполняют невыносимые мысли о том, что все, во что я верила много лет, оказалось ложью.

Выйдя из ванной, я хватаю свой детский альбом и уношу его в спальню. С облегчением вытянувшись на собственной кровати, я открываю первую страницу. Мы с мамой начали этот альбом, когда мне было десять; его первая запись – вырезка из газеты о протестах островитян против строительства бутик-отеля [5] Вид отелей, первоначально появившихся в Северной Америке и Великобритании. Особенность бутик-отеля – в уникальном тематическом и стилистическом оформлении каждого из номеров. Как правило, это небольшой отель на 10–100 номеров. – Примеч. ред. . Я разглядываю снимок, где мы собрались все вместе, проявив солидарность; мама и Энни в первом ряду протестующих. «Энни Уэбб и Мария Харви возглавляют движение за сохранение острова в первозданном виде», – гласит заголовок. Помню, как я с гордостью вырезала статью и помещала ее в альбом.

Я перелистываю последнюю страницу, датированную третьим августа тысяча девятьсот девяносто третьего года. В моей памяти хорошо сохранился тот день. Было жарко, я разделась до купальника и стояла в саду под брызгами из распылителя для полива, когда мама вышла и закрутила кран.

– Нам нужно экономить воду. Давай во что-нибудь сыграем! – предложила она. – Может, в алфавит?

Это означало, что мы должны были по очереди называть то, что находится на острове, начинающееся с определенных букв. В то время мне нравилось приклеивать в альбом всякую всячину, которую мы находили, или же делать записи – например, о гусенице, замеченной на стволе дерева.

Я осторожно касаюсь приклеенных рядом маргаритки и пера, побуревших и поникших. Не помню, доиграли мы тогда или нет, – из памяти совсем стерлось, чем закончился день.

Я переворачиваю страницы, сосредоточенно разыскивая несуществующие подсказки, и наконец швыряю альбом на кровать, крича от бессилия. Лежа на боку, я луплю кулаками по подушке, зарывшись в нее лицом и комкая белый хлопок. Боль и безысходность терзают меня.

Это моя семья. Люди, которым я должна доверять больше всего.

Но я уже не верю никому из них.

Кабинет для допросов в Дорсете находится в задней части дома. Высокие потолки и замысловатые ковры – единственные интересные черты на этом, можно сказать, чистом холсте. Стены кремового оттенка совершенно голые, не считая электронных часов с ярко-красными цифрами и двух видеокамер, направленных на диваны.

– Вы находитесь здесь в качестве свидетельницы, – начинает Харвуд, предупредив, что наш разговор записывается. – Вы можете уйти, когда захотите. Как вы уже знаете, ваш брат задержан по подозрению в убийстве.