Алекс Д - Выжившая

– Это не ответ на мой вопрос, – сухо отозвался Уолтер. – Почему ты поменял вылет?

– Я устал. Такой ответ принимается? – скрывая растущее раздражение под вежливым тоном, осведомился Хадсон-младший.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Оливер? У тебя не хватает смелости и терпения довести любое дело до конца. Ты слабый, бесполезный и беспомощный. И в глубине души понимаешь, что я прав , – Уолтер проговорил свою обличительную речь совершенно невозмутимым голосом. Точно так же он говорил матери, что хотел бы съесть на ужин. Он нисколько не сомневался в сказанных словах, и эта непререкаемая уверенность и убежденность заставляли верить и слушать других.

Зажав фильтр зубами, Оливер сбросил скорость и свернул на обочину. Побелевшие костяшки пальцев дрожали от ярости. Сколько раз он смотрел на свои руки и не понимал, какого черта не может совершить то, что сделало бы этот мир чище и лучше?

– Ты даже ответить не способен, – бесстрастно констатировал отец. – Сплошное разочарование. Скажи, ты сам не устал от вечной роли наказанного мальчика? Я хоть раз ударил тебя? Я был груб? Не давал тебе все, что ты хотел? Почему ты вырос бесхребетным, словно твоя тупая, как пробка, сестра?

Заглушив двигатель, Оливер глубоко затянулся, пальцы обжег горячий фильтр, но он не заметил. Его пожирал огонь гораздо более яростный и свирепый.

– Ты снова куришь, – сквозь сдержанные интонации проскользнуло презрение. – Даже здесь не можешь проявить характер.

– Ты хочешь, чтобы я вернулся в Сидней? – достав еще одну сигарету, негромко произнес Оливер.

– Ты не должен был уезжать, – отрезал Уолтер. – Аккуратность, осмысленность, взвешенность решений, ответственность за каждый сделанный шаг, предусмотрительность, терпение и последовательность в движении к цели – это то, что отличает человека от примата.

– Ты повторяешься, отец.

– Ты плохо слушаешь, – холодно ответил Хадсон. – Возвращайся обратно, Оливер. Я забронировал рейс на твое имя. Вылет через полтора часа. Твое имя в списках гостей на всех мероприятиях восстановлено.

– Нет, – выпустив в окно серое облако дыма, коротко, но не менее решительно, чем собственный отец, отрезал Оливер. Он не просто решил вернуться домой преждевременно. Оли привык доверять своей интуиции, мало когда подводившей его.

– Нет? – в голосе Уолтера не прозвучало недовольства, скорее наоборот. Он словно был удовлетворен упрямством сына.

– Я еду домой, отец, – настойчиво повторил свое решение Оливер. Выбросив сигарету, потянулся за пачкой стерильных влажных салфеток и тщательно вытер руки и губы.

– Дело же не в усталости, сын? – вкрадчиво поинтересовался Уолтер. Оливер мгновенно напрягся, ощущая, как невидимая ледяная петля обматывается вокруг горла. – На этот раз тебе даже прятать ничего не пришлось, Оли. Я всегда знал, где искать, и ждал, когда ты решишься выбраться из своего угла и сделать что-то собственноручно.

– Что ты натворил? – хрипло проговорил Оливер, упираясь лбом в зажатый на руле кулак. Он дышал тяжело и рвано, словно только что пробежал марафонский забег.

– То, на что ты так и не решился, Оли, – уверенно заявил Хадсон. – Но я дам тебе еще один шанс. Последний. Вздумаешь обмануть меня, присоединишься к своей подружке. И убери в комнате, от нее слишком много грязи. Грязнее была только Клэр. Не зря эти две сучки жили по соседству. Не забудь заглянуть к бабушке, найдешь на столе небольшой презент для тебя, чтобы ты не сомневался, что я не шучу. У тебя шестьдесят дней, а потом я приду и проверю, насколько ты готов стать сыном, которым я смогу гордиться. Время пошло, Оливер. Не разочаруй меня.

Он добрался до дома Клариссы Хадсон в течение получаса. Бросив автомобиль на подъездной дороге, вошел в незапертые ворота. Сердце отбойным молотком стучало в груди, виски взрывались от пульсирующей боли. В заросшем неухоженном саду пели птицы, а солнце светило так ярко, что приходилось щурить глаза. Теплый ласковый ветер доносил благоухание сочной зелени, золотистые лучи отражались в многочисленных окнах, в воздухе порхали стрекозы и бабочки. Безмятежное безмолвие, царящее вокруг, диссонировало с беснующимся ураганом в омытой осенними дождями омертвевшей душе Оливера Хадсона. Природа лжива и лицемерна. Сейчас он отдал бы все, чтобы оказаться в ледяной пустоши. Это было бы честнее. Но он знал также, что несправедливость мира заключается в его несоответствии нашим ожиданиям.

Оливер не чувствовал ног, поднимаясь по безмятежно поскрипывающим лестницам, и с каждым шагом ненавидел особняк все сильнее, но тот все равно любил его, с жестоким ликованием распахивая тяжелые двери. Он звал, торопил и злорадствовал, вышагивая по длинным коридорам. Старые стены, повидавшие на своем веку слишком много безумия, ненависти и страданий, взирали на любимого пленника с жадным голодным ожиданием. Они знали, что этот день настанет, и однажды Оливер Хадсон войдет сюда как хозяин. И где-то в глубине души он тоже это знал.