Эми Маклеллан - Вспомни меня [litres]

Алан тяжело поднимается по лестнице, а я, прихлебывая молоко, листаю какой-то журнал Джоанны о светской жизни. Из всех знаменитостей я могу определить только королеву – ее стиль хорошо узнаваем.

Через несколько минут в кухне появляются Алан с Джоанной. Она бросает кипу мокрых простыней возле стиральной машины и открывает заднюю дверь, выпроваживая соседа.

– Да-да, еще раз спасибо, мы сами справимся.

Прежде чем он успевает попрощаться, сестра захлопывает перед ним дверь и задвигает засов, потом оборачивается ко мне, бледная от злости, с желваками у сжатых челюстей.

– Никогда больше его не впускай! – яростно шипит она. – Ему нельзя доверять Джеймса!

Раздается телефонный звонок. Я с колотящимся сердцем ковыляю через комнату. По жилам разливается ледяной ужас. Оставьте меня уже в покое в мрачном коконе моего дома! Так нет, внешний мир упрямо вторгается! И Джоанны, чтобы защитить меня, рядом больше нет.

– Сара! Я так волновалась!

– Доктор Лукас!

Какое облегчение!

– Я просто не поверила, когда увидела новости. Кто на такое способен?! Как вы, держитесь?

– Мне ее так не хватает! – Рыданья, поднимаясь откуда-то из глубины тела, как огромные уродливые пузыри со дна грязевого источника, буквально душат меня. Перед доктором Лукас можно не храбриться.

– Ну, ну, моя милая, поплачьте, не держите в себе. Господи, через какой кошмар вам пришлось пройти! Когда я не смогла с вами связаться, я уж решила – с вами тоже стряслось что-то ужасное.

– Он… напал… на меня… ударил… по голове… – с трудом бормочу я. – Сотрясение…

– Вас как следует обследовали, им известна ваша история болезни?

Я и не помню… Эти несколько дней были как в тумане.

– Все нормально, правда. Только синяки и порезы. А вот Джоанна…

Рвущиеся наружу рыдания не дают мне продолжать, я буквально тону в слезах и соплях, выплескивая свою боль наружу. Доктор Лукас всегда говорит, что нужно избавляться от нее. И сколько бы я ни ревела на наших сеансах (у нас даже есть своя маленькая шутка: на Рождество она всегда вручает мне упаковку бумажных носовых платков в подарочной обертке), мне обязательно становится лучше, душа наполняется облегчением и чистотой. Я отчаянно желаю, чтобы и сейчас это сработало, хотя опасаюсь, что никакие рыдания не смоют боли, которая словно отпечаталась внутри меня, вытатуировалась на моей коже.

– Поплачьте, милая, поплачьте, – утешающе произносит доктор Лукас. – Это только начало долгого пути. Мне так жаль…

Наконец, очень мягко, она дает понять, что пора прощаться. Да, у нее, наверное, есть и другие пациенты.

– В этом месяце сеанс мы пропустили, – напоминает она. – Надеюсь, увидимся в следующем. Если вам будет нужна поддержка, вы всегда можете мне позвонить.

– Вы в курсе, что полиция подозревает меня?

– Это просто смешно. – (Мне показалось, или в ее голосе прозвучала нотка сомнения? Неужели доктор Лукас считает меня способной причинить вред Джоанне?) – Вы явно не могли совершить подобного. Как им только в голову пришло?

– Наверное, дело в том, что я ненормальная, которую однажды уже обвиняли в домашнем насилии против сестры, – с придушенным смехом отвечаю я. – Думаю, они не верят даже в мою прозопагнозию.

На том конце линии повисает небольшая пауза. Может быть, наш разговор слушает кто-то еще?

– Сара, милая, мне пора. У меня сегодня очень плотный график. Я очень, очень-очень соболезную вашей потере. Поговорим еще чуть попозже, хорошо, моя дорогая? Не забывайте про дыхательные упражнения.

Мы прощаемся. После разговора с доктором Лукас мне всегда легче. Я могу рассказать ей о чем угодно и знаю, что она меня не осудит, что это все просто часть лечения, часть моего постепенного восстановления. А ее излюбленная фраза «нормальных людей не существует в принципе» позволяет мне не чувствовать себя жалкой и презренной. Есть и другие такие же, как я, даже гораздо хуже. Надеюсь только, что у меня хватит денег, чтобы продолжать наши сеансы.

Я надеваю один из уродливых кардиганов Джоанны, вдыхая ее запах: стирального порошка «Фейри» и туалетной воды «Белый мускус» – сестра пользовалась ею с тех пор, как одна альфа-мамаша у школьных ворот назвала это ароматом подростковой любви. Подразумевалась, видимо, похвала, но я лично не могу придумать ничего хуже: сразу в воображении возникают потные тела, средство от прыщей и буквально сочащиеся из пор гормоны. Однако теперь он кажется мне приятным – это запах жасмина, летних вечеров и Джоанны.