Эми Маклеллан - Вспомни меня [litres]

– Я понимаю, к чему вы ведете. Хотите сказать, что это сделала я.

Нур не отвечает. Она хочет, чтобы я сама начала говорить и объяснять, почему все указывает на меня. Такое вообще законно? Может быть, мне нужен адвокат? Только откуда его сейчас взять? И не будет ли это равносильно признанию вины?

– Меня пытаются подставить. Убийца – мужчина. Видимо, он знал, что я левша и не распознаю лица. Он создал от моего имени страницу в «Фейсбуке» и понаписал там всякого, чтобы это выглядело как очередная стычка между нами.

Я сама осознаю, как дико и невероятно звучат мои слова.

– Очередная? – переспрашивает Нур негромко.

– Вы знаете, о чем я. Вероятно, ему было известно, что у нас непростые взаимоотношения. Но это не значит, что я ее убила!

Последнее я уже выкрикиваю, падая на стул и отчаянно теребя в руках кухонное полотенце. Господи, если бы я только знала, что мне припомнят каждую нашу размолвку, лишь бы повесить на меня всех собак, я бы рта никогда в жизни не раскрыла! «Не можешь сказать ничего хорошего, лучше промолчи», – снова явственно доносится голос матери.

– Поверьте, это правда. Кто-то пытается выставить меня убийцей Джоанны.

– Кто мог бы пойти на такое, Сара?

– Я не знаю, не знаю! – рыдаю я, чувствуя себя жалкой и беспомощной. Кому я так насолила? Я ведь практически ни с кем не общаюсь.

Нур придвигает стул и садится напротив так, что наши колени почти соприкасаются. Она заговаривает негромким, мягким, но очень убедительным голосом:

– Сара, если так, то это крайне изощренное, дерзкое и тщательно спланированное преступление. Театральность выдает явного психопата, в то же время способного просчитывать все заранее на много ходов вперед. Ему известно о вашем состоянии и взаимоотношениях в семье. О том, что в доме нет никого, кроме двух женщин. Этот человек убивает вашу сестру, чтобы вас за что-то проучить. А теперь подумайте и скажите мне, знаете вы кого-то, кто подходил бы под мое описание?

Я медленно качаю головой. Она права: если сложить все вместе, получается полный бред, совершенно невероятный и неправдоподобный. Может быть, это действительно всего лишь мои фантазии? Может быть, мне опять стало хуже? Может быть, я и вправду убила свою сестру?

– Бритва Оккама, – влезает вдруг в разговор Роулинсон. – Самое простое решение обычно оказывается верным. Послушайте себя и задумайтесь, почему мы вас обо всем этом спрашиваем. И, возможно, вам пора уже подыскать адвоката.

Он-то не сомневается, что убийца я. Значит, все, сейчас меня арестуют?

– Я этого не делала! – умоляюще говорю я, глядя на Нур. – Пожалуйста, вы должны мне поверить. Посмотрите, ну разве я могла сама себя так избить?

Кажется, только следы моей крови и травмы пока еще оставляют какие-то сомнения и удерживают полицию от предъявления мне формальных обвинений в убийстве сестры. Нур еще раз напоминает мне, что я не должна уезжать из города. Расследование продолжается, рассматриваются все варианты. На пороге она оборачивается и изучающе смотрит на меня.

– И еще кое-что, Сара. Решать вам, но я посоветовала бы не давать пока больше интервью.

«Больше»? Они садятся в «тойоту», и Роулинсон закладывает лихой разворот, так что гравий летит из-под колес. У меня голова идет кругом. Разве я давала интервью?! Я что, схожу с ума? Может, я и правда убила сестру? Может, я делаю что-то в помрачении рассудка, а потом прихожу в себя и ничего не помню?

Мне едва удается справиться с цепочкой, так трясутся руки. Я оседаю на пол, прислонившись спиной к двери и уронив голову на руки, совершенно опустошенная. Делаю долгий глубокий вдох и поднимаю глаза на едва заметный отпечаток своей окровавленной руки на стене. В памяти вновь с кошмарной ясностью всплывает тот момент. Ощущение полной беспомощности, когда убийца провел моими ногтями по лицу Джоанны. Ужас от невозможности дышать, потому что чужая рука сдавила мне горло… Нет, мой мозг не способен такое выдумать. А я не способна ударить сестру ножом. И все же, если я не найду настоящего преступника, меня отправят в тюрьму за ее убийство.

Одиннадцать лет назад

Я просыпаюсь, потому что кто-то плачет. Плач не смолкает, только поднимается и опадает волнами. Недовольно ворча, я нашариваю на ощупь кнопку лампы и откидываю одеяло. За стеной раздается скрип двери, потом приглушенный женский голос. Я накидываю на себя голубой халат и бормочу под нос ругательства, возясь с поясом. Пальцы не слушаются, я пытаюсь еще раз, уже на ходу, и ударяюсь плечом о косяк. Синяк послужит мне напоминанием не делать два дела одновременно.