Эми Маклеллан - Вспомни меня [litres]

Моя нянька помогает мне встать, поддерживая под локоть.

– Давайте, Сара. Надо выбираться отсюда.

Словно листок, подхваченный течением, меня помимо моей воли несет из кабинета в кабинет. Мне дают какие-то бумаги, брошюры, разъясняют инструкции, которые мой обессиленный мозг все равно не в состоянии усвоить… Возвращают сумочку, и до меня начинает постепенно доходить, что просто вернуться домой я не могу – это место преступления. Одна из брошюр содержит информацию о профессиональной уборке помещения после того, как криминалисты закончат работу. Не знаю, почему это меня так задевает, но от мысли о том, что кто-то посторонний придет к нам и будет оттирать кровь Джоанны с пола, у меня слезы начинают течь ручьем. Это кажется новым насилием над ней, осквернением ее памяти. Я сама должна была бы собрать осколки и замыть бурые пятна на кухне, которой сестра так гордилась, а не перепоручать непонятно кому за минимальную повременную оплату.

Кэсси обнимает меня, и я буквально падаю в ее объятья, вдыхая запах кокоса и жевательной резинки. Перья на сережках щекочут мне щеки. Я рыдаю, пока футболка девушки не становится мокрой от моих слез. Встреться мы еще раз – и я даже не узнаю ее. Без кардиганового кода Джоанны меня теперь окружают одни незнакомцы.

Кэсси находит для меня пристанище. Немного пассов над телефоном, и вот я уже заселена в отель «Премьер-Инн» (рейтинг 4 на «Трип Эдвайзер»). Такси ждет, чтобы отвезти меня туда. Ее доброта меня трогает – это совсем не входит в обязанности «ответственного представителя». Для оплаты есть кредитка, которую Джоанна оставляла мне на крайний случай. Я даже не знаю, какой там лимит расходов – никогда прежде не приходилось пользоваться.

Номер в самом конце мрачного коридора, но чистый и удобный, с большой кроватью и тюлевыми занавесками. Окна выходят на парковку и канал за ней. Не люблю каналы. Там, где мы росли, тоже был один; мать всегда говорила, что рядом с ним ошиваются всякие отбросы, и чтобы мы не смели подходить к нему после наступления темноты. Даже сейчас, при свете солнца, от поблескивающей темной воды мне как-то не по себе. Задернув шторы, я буквально валюсь на кровать, одеревеневшая от усталости. Если просто лежать вот так, не вставая с постели, скоро ли я умру? И заметит ли мою смерть хоть кто-нибудь теперь, когда Джоанны нет? Единственный, кто у меня остался, это Джеймс, но он молод, у него впереди вся жизнь. Ему ни к чему обуза в виде старой безумной тетушки.

Отражение в зеркале заставляет меня вздрогнуть – бледное, измученное лицо, фиолетовые синяки вокруг шеи. Кто мог совершить такое? Я все верчу в уме слова Джоанны: «Он как здесь оказался?», пытаясь соотнести раздраженно-усталый тон с кем-то из наших – или, правильнее сказать, ее – знакомых. Однако немалая часть ее жизни проходила вне дома, и о целой куче потенциальных кандидатов я вообще не имела ни малейшего понятия. Может быть, тот, с работы, которого она терпеть не могла?

Я вдруг припоминаю странный разговор, который состоялся у нас недавно. Сестра спросила, что бы я сделала, если бы узнала о чьем-то проступке. Сообщила бы об этом как положено или дала шанс все исправить?

– Смотря, что именно человек совершил, – ответила я тогда. – Какие-то вещи можно исправить, какие-то нет. Ну и надо все тщательно проверить.

– Да-а, – задумчиво протянула она, взвешивая мои слова, – нельзя сломать кому-то жизнь, полагаясь только на слухи.

Потом она тряхнула головой:

– А, забудь. Это я так, гипотетически.

Разговор и правда затерялся где-то в глубинах моей памяти, а сейчас всплыл на поверхность, сверкая будто солнечные блики на воде и звеня от значимости. Получается, Джоанна узнала что-то о ком-то, а этот кто-то в ответ решил заставить ее замолчать наверняка? Вздрогнув, я еще раз проверяю, заперта ли дверь спальни. «Здесь ты в безопасности, – успокаиваю я сама себя, – никому до тебя не добраться». Однако я считала, что дома мне тоже ничего не грозит, и вот чем это закончилось.

Джоанна преследует меня повсюду. Я так долго жила с ней и настолько полагалась на нее во всем, что любой, самый мельчайший аспект повседневности напоминает мне о ней. Стоя в темной комнате, я запиваю песочное печенье (бесплатное угощение от отеля) чаем с четырьмя кубиками сахара на чашку и буквально слышу ворчливые предостережения сестры о диабете и холестерине. На полу валяется мокрое полотенце, кровать не застелена, в завтрак я приняла лишнюю таблетку диазепама… Джоанна сказала бы, что я «совсем себя распустила». Она не терпела, когда люди пасуют в кризисной ситуации. Сама она, рано овдовев, осталась с ребенком на руках, тяжелобольной сестрой и страдающей деменцией матерью и как-то справилась. Просто не оставалось другого выбора. И все же я, лучше, чем кто-либо другой, знала, что Джоанна далеко не так сильна, какой хочет казаться. Мне были известны ее слабости, ее уязвимые места. От собственной сестры не спрячешься. Наверное, поэтому именно я могла достать ее по-настоящему – я знала истинную Джоанну, а не ту, какой она представала в соцсетях.