Эми Маклеллан - Вспомни меня [litres]

Джеймс вытаскивает из-под стола маленький табурет и садится. Длинные ноги сгибаются как у кузнечика, почти комично, но никто из нас не улыбается. Тонкие пальцы расчесывают волосы хорошо знакомым мне жестом. Я хочу протянуть руку, тронуть сына за плечо, сказать, что еще не поздно отступить, вернуться в привычное русло и не погружаться в неизведанную пучину.

– Джеймс, что происходит? – спрашиваю я мягко.

В его глазах усталость и какая-то растерянность, как будто он вдруг очнулся и недоумевает, как попал в эту грязную хибару со мной и Аланом.

– Все хорошо, – говорю я с пробудившейся надеждой – может быть, теперь я смогу до него достучаться. – Давай просто уйдем. Теперь полиция сама разберется, что к чему.

– Отпусти ее, парень.

Голос Алана звучит так, будто у него адский насморк. Рана на лбу перестала кровоточить, однако выглядит жутко, а вспухшая шишка возле глаза и носа похожа на раздувшуюся дохлую рыбину.

Джеймс тяжело вздыхает:

– Истинный джентльмен, да?

Алан поворачивается ко мне неповрежденной половиной лица.

– Вы не должны были узнать. Я совершил ужасную ошибку.

Джеймс закатывает глаза.

– Ох, да заткнись ты!

Я сдерживаю дыхание. Мы, все трое, словно опасно балансируем на краю утеса. Малейшее движение – и вместе полетим вниз. Видимо, Алан тоже чувствует это, поскольку впервые в жизни умолкает, только шарит здоровым глазом по столу. Вспоминает сладостные минуты, когда мучил несчастных животных? У меня перехватывает горло. Как мы могли не замечать очевидного? Впрочем, Джоанна, скорее всего, подозревала, не зря не хотела доверять соседу Джеймса. У нее всегда был развит материнский инстинкт, в отличие от меня. Господи, Джеймс столько времени проводил с Аланом, мы всегда думали, что так лучше, чем торчать дома за компьютером. И здесь, в хижине, уже бывал – неужели и все ужасы видел?! И ничего нам не сказал? Почему? Ребенок мог думать, что это нормально – ведь благодаря мне настоящего отца он не знал, Алан заменил его. Боже, как же все запуталось… И вот итог.

Я обхватываю себя руками, меня бьет дрожь. Из пещеры в глубине хижины несет холодом. Откуда-то издалека доносится «кап-кап-кап» воды о камень. Как же это непохоже на чудесный приют вдали от цивилизации, который я рисовала в своем воображении! И Джеймс счел подобное место подходящим, чтобы отсидеться? Неужели он еще такой ребенок и не видит того, что вижу я?

Я перевожу на него взгляд и вздрагиваю, встретив ответный, наблюдающий.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Джеймс.

Я сглатываю, лихорадочно пытаясь найти нужные слова, которые предотвратят наше общее падение в пропасть.

– Я думаю, что нам нужно отсюда уходить, – медленно, взвешенно говорю я. – Это работа для полиции. Его не отпустят, не беспокойся. Только посмотри вокруг – полицейским несложно будет сложить два и два. Они поймут, что он и есть убийца. Одна лишь обгоревшая маска укажет на причастность к смерти Джоанны, а тут еще отработка ударов и издевательства над животными, порно… – Я будто перечисляю по учебнику признаки психопата. – Детектив-сержант Нур – ас в психологии, она наверняка свяжет его и с другими убийствами. Не думаю, что он перешел от кошек сразу… – я запинаюсь, взглянув на мумифицированные останки на столе, – к убийству людей. Должны быть другие нападения, другие жертвы.

Джеймс внимательно слушает.

– Ас в психологии, значит, – бормочет он.

Его глаза обводят хижину и возвращаются к Алану, который негромко стонет в углу. Я отодвигаюсь еще чуть дальше, чувствуя, как мурашки бегут по коже. Сколько же ужасов совершили эти загрубевшие руки, в грязных пластырях и с обломанными ногтями.

– Нур очень дотошная. Он не ускользнет от нее, обещаю.

– Справедливость – это очень важно, – произносит Джеймс.

– Да, – подтверждаю я. – Именно справедливость.

Джеймс кивает. Кажется, мы пришли к соглашению. Мы уходим, а Нур пусть разбирается с Аланом, с убийством Джоанны и с другими его преступлениями.

Джеймс роется под столом, что-то ищет. Наконец достает зеленую пластиковую канистру вроде тех, из которых заливают бензин в газонокосилку, и встряхивает – внутри булькает жидкость.

Покосившись на Алана, я вижу вмятину на его лице и засохшую черную коросту вокруг ноздрей. Он выглядит слегка не в себе, кожа там, где нет запекшейся корки, сероватого оттенка. Сколько же крови он потерял?

Здоровый глаз Алана останавливается на мне.

– Джо-Джо, – бормочет он.