Альбина Нури - Узел смерти

Она программировала Илью, вкладывала в его сознание собственные мысли. Тот слушал, впитывал их жадно, без остатка, как сухая земля впитывает воду.

«Чушь!» – хотел сказать Миша, но слова застряли в глотке.

Горло сдавило, он не мог выдавить ни звука; стоял и беспомощно смотрел на Илью, который повернулся к нему и бросился вперед, стремительно, как выпущенная из пистолета пуля.

Леля вскрикнула, когда Илья врезался в Мишу, едва не сбив его с ног. Первый удар пришелся в челюсть, но получился смазанным, второй – под дых. Илью, хотя и истощенного, ослабшего, переполняла бешеная энергия.

Миша не хотел бить друга, понимал, что тот не в себе, поэтому поначалу пытался просто уклоняться от ударов. К тому же и физически он всегда был сильнее, и по службе ему приходилось заниматься спортом, сдавать нормативы.

Однако сейчас они были, можно сказать, на равных. Илья компенсировал отсутствие физподготовки яростным желанием причинить боль, покалечить.

– Прекрати! – выкрикнул Миша, ошарашенный этой злобой, и тут же кулак врезался ему в скулу.

– Сволочь! – прохрипел Илья. – Убью!

Миша отшатнулся, неловко попятился и едва не упал, наткнувшись на стоящий позади него стул. Леля что-то говорила громким испуганным голосом – Миша не мог разобрать слов. Голова гудела, во рту чувствовался металлический привкус: Илья в кровь разбил ему губу.

«Если он меня вырубит, то все окажется зря!» – промелькнула мысль.

Он ушел в сторону, пропустив следующий яростный бросок Ильи, и, в свою очередь, ударил друга. Удар вышел сильнее, чем он предполагал. Илья отлетел назад, врезавшись затылком и спиной в шкаф. Миша метнулся к нему, схватил за плечи.

– Перестань! Не дергайся!

Илья попробовал вырваться, но запал уже прошел. Всплеск энергии закончился, и теперь он выглядел выдохшимся. Миша силком усадил его в кресло, радуясь, что Илья оказался подальше от «Насти», и пообещал себе, что не подпустит Мортус Улторем к другу.

Она, по всей видимости, тоже осознала слабость своей позиции. Или, может быть, ей не нравилось, что живительная энергия Ильи была растрачена, а Мишу прогнать все равно не получилось.

Мортус Улторем подалась вперед. Миша заслонил собой Илью и посмотрел ей в лицо, встретился с нею взглядом. Только когда их взоры скрестились, он подумал, что не стоило этого делать, но поймал себя на том, что покорно глядит в бездну ее глаз, как кролик на удава.

Миша физически чувствовал, как гаснет его сопротивление, тело становится безвольным, а мысли – паточно-клейкими, ленивыми. Стоящая перед ним девушка глядела манящим, чарующим взором, была прелестна и загадочна, как луна, рассеивающая прозрачно-хрустальный свет на лежащую у ее ног землю.

Он тянулся к ней душой и телом, позабыв обо всем – об Илье, о Леле, о Белкине, о том, зачем пришел сюда. Мишу влекло с такой силой, что он готов был смести любое препятствие, преодолеть любое сопротивление.

«Я люблю тебя! – рвалось с его губ. – Ты восхитительна! Прости, я чуть было не погубил Красоту».

Он, наверное, выговорил бы это, но тут ощутил ожог. Щека и разбитая Ильей губа взорвались болью, и Миша вскинул руки к лицу.

Не ожог, а пощечина, понял он спустя секунду. Рядом с ним стояла Леля, готовая влепить еще одну оплеуху, если потребуется.

– Больно же, – пробормотал Миша.

– Поплыл, да? – спросила она, скорее утверждая. – Ты как? Отпустило?

«Мортус Улторем обладает умением воздействовать на мужчин, а вот против женщин в этом смысле бессильна. Они видят ее такой, какова она есть, очаровать их это существо не способно», – прозвучали в памяти слова Семена Ефремовича.

Миша хотел ответить, что все прошло, но понял, что это не совсем так. Он ощущал ватную мягкость во всем теле; слегка мутило и хотелось пить.

Не рискуя смотреть на проклятую тварь, он оглянулся на Илью. Тот по-прежнему сидел в кресле, почти не реагируя на происходящее, и выглядел еще более измочаленным.

– Оставь нас в покое, – с трудом выговорил он. Во взгляде Ильи больше не было полыхающей ненависти, только глухая злость.

Миша отвернулся от него и услышал, как Леля произносит:

– Я хочу показать тебе кое-что!

Говоря это, она сунула руку в сумку, которую Миша принес и отшвырнул во время драки, достала разделочные доски, взятые из квартиры Белкина.

– Тася…

– К кому ты обращаешься? – перебило существо.

– Тася еще живет внутри тебя! Она страдает, и я говорю сейчас с ней! Тася, это сделала ты – для своей мамы. Тася – так тебя называли мама и брат. – Леля твердила это имя, как мантру, надеясь вызвать призрак из глубин памяти. – Ты любила ее, у вас была хорошая, дружная семья.