Арнольд Беннет - Отель «Гранд Вавилон»

— Вы можете разговаривать со мной сколько хотите, — сказал Жюль. — Я не стану вас перебивать, можете быть уверены.

— Я хотел бы, чтобы вы ответили на некоторые вопросы.

— Это другое дело, — сказал Жюль. — Я не собираюсь отвечать на ваши вопросы, пока связан так, как сейчас. В этом вы тоже можете быть уверены.

— В ваших же интересах быть благоразумнее, — сказал Рэксоул.

— Я не собираюсь отвечать ни на один вопрос, пока связан.

— Я развяжу вам ноги, если хотите, — вежливо предложил Рэксоул, — и вы сможете сидеть. Бесполезно жаловаться, что вам неудобно, я это и без того знаю. Я рассчитываю на то, что вы будете достаточно благоразумны, сынок. Вот так-то. — И он освободил нижние конечности своего узника от пут. — Я повторяю, что вы должны быть благоразумны. Вы должны, кроме того, признать, что вы побеждены в честной игре, и действовать в соответствии с этим. Я обещал себе, что одержу над вами верх сам, без полиции, и я сделал это.

— Да, вы сделали это сами, в одиночку, действуя против закона, — парировал Жюль. — А будь вы сами благоразумны, вы бы не совали нос не в свое дело, вы бы предоставили все полиции. Они занимались бы этим делом примерно год или два, а в итоге не добились бы ничего. Но вы ведь неблагоразумны! Как вы теперь намерены разбираться с властями? Собираетесь отдать меня полиции и сказать: «Вот, я поймал его для вас»? Если вы так поступите, они попросят, чтобы вы объяснили им несколько вещей и ответили на несколько вопросов, и вы будете выглядеть очень глупо. Одно преступление не отменяет другого, и вам придется это уяснить.

С безошибочной интуицией Жюль точно понял всю щекотливость положения Рэксоула — это касалось затруднений, которые Рэксоул не пытался для себя преуменьшить. Он отлично знал, что ему придется с ними столкнуться. Но он не хотел тем не менее позволить Жюлю догадаться о своих мыслях.

— Между тем, — спокойно сказал он, — вы находитесь здесь, и вы мой узник. Вы совершили целый букет различных преступлений, и среди них убийство. Вас должны повесить. И вы это знаете. А у меня нет вообще никаких резонов рассказывать о вас полиции. Для меня значительно легче самому покончить с вами, как выражаются вам подобные. Я нарушу закон только в том, что отниму у палача его заработок. А из отеля я вас увезу так же тайно, как и привез сюда.

Несколько дней назад вы позаимствовали или украли в Остенде паровую яхту. Я не знаю, зачем она была вам нужна. И меня это не интересует. Но я крепко подозреваю, что моя дочь едва избежала смерти на этой паровой яхте. У меня у самого есть паровая яхта. Представьте, что я использую ее так, как использовали вы. Представьте, что я доставлю вас на нее, выйду в море и однажды ночью попрошу вас шагнуть с нее в океан. И если я так поступлю, то я буду по крайней мере чувствовать удовлетворение от того, что освободил общество от негодяя.

— Однако вы не сделаете этого, — пробормотал Жюль.

— Да, — жестко сказал Рэксоул, — я не сделаю этого, если вы будете прилично вести себя сегодня утром. А если не будете, то клянусь вам, что не успокоюсь до тех пор, пока вы не будете мертвы, с помощью полиции или без нее. Вы еще не знаете Теодора Рэксоула.

— Я уверен, что вы на самом деле можете это сделать, — воскликнул Жюль с видом неожиданного интереса, словно обнаружив что-то важное.

— Я уверен, что на самом деле именно это и сделаю, — поправил его Рэксоул. — А теперь слушайте. Для вас лучше всего было бы, если бы вас отдали полиции. Хуже, если я сам займусь вами. С полицией у вас есть шанс остаться в живых: вы можете отделаться двадцатью годами одиночного заключения, потому что, несмотря на то что абсолютно ясно, что вы убили Реджинальда Диммока, может оказаться несколько сложно доказать это. Но со мной у вас вообще не остается никаких шансов. Я хочу задать вам несколько вопросов, и в зависимости от того, как вы на них ответите, я либо передам вас полиции, либо возьму закон в свои собственные руки. И позвольте мне сказать вам, что последнее для меня значительно проще. И я так и поступлю, если не почувствую, что вы очень умный и исключительный человек, если у меня не возникнет нечто вроде невольного восхищения вашим невероятным умением и изобретательностью…

— Стало быть, вы думаете, что я умен? — сказал Жюль. — Вы правы. Я умен. И я бы оказался слишком умен для вас, если бы удача не обернулась против меня. Своей победой вы обязаны не своему умению, а везению.

— Это то что всегда говорят побежденные. При Ватерлоо англичанам, без сомнения, не слишком везло, и тем не менее это было Ватерлоо.