Арнольд Беннет - Отель «Гранд Вавилон»

— Вы собираетесь принять его здесь, Эуген? — спросил Эриберт вошедшего в комнату для аудиенций князя Эугена.

— Да, — последовал раздраженный ответ. — Почему бы и нет? То, что у меня здесь нет положенной свиты, еще отнюдь не причина, почему я не могу проводить аудиенцию в соответствующей манере… Ганс, ты можешь идти!

Старый камердинер спешно удалился.

— Эриберт, — продолжал его высочество, когда они остались одни в комнате, — вы думаете, что я безумен.

— Мой дорогой Эуген, — сказал князь Эриберт, смутившись помимо собственного желания, — это абсурд.

— А я говорю, что вы считаете меня сумасшедшим. Вы думаете, что приступ мозговой лихорадки оставил во мне неизгладимый след. Хорошо, возможно, я безумен. Кто знает! Видит Бог, я в последнее время испытал достаточно, чтобы сойти с ума.

Эриберт ничего не ответил. Он и на самом деле подозревал, что мозг Эугена еще не вполне готов к нормальной деятельности. Но, во всяком случае, после этой речи племянника у дяди возникло убеждение, что племянник полностью пришел в нормальное психическое состояние. Эриберт почувствовал уверенность, что если бы ему удалось снова приобрести доверие племянника, братское доверие, которое существовало между ними с тех лет, когда они мальчиками играли вместе, то все еще могло бы наладиться. Но по-прежнему не появлялось ни единого признака откровенности со стороны Эугена. Молодой князь вернулся из смертельной долины теней, но какие-то из этих теней уцепились за него, и он, казалось, был не в состоянии отогнать их.

— Кстати, — внезапно сказал Эуген, — я полагаю, что должен как-то вознаградить этих Рэксоулов. Я и в самом деле благодарен им. Что если я подарю девушке браслет, а ее отцу тысячу гиней — как они это примут?

— Мой дорогой Эуген, — воскликнул ошеломленный Эриберт, — тысячу гиней?! Да знаете ли вы, что этот самый Теодор Рэксоул может купить весь Позен от начала и до конца и при этом не обеднеть? Тысячу гиней! Вы можете с таким же успехом предложить шесть пенсов.

— Тогда что же я должен им предложить?

— Ничего, кроме вашей благодарности. Что-либо другое будет оскорбительным. Это не обычные люди из отеля.

— И я не могу подарить браслет этой малышке? — Князь Эуген как-то двусмысленно засмеялся.

Эриберт твердо посмотрел на него.

— Нет, — сказал он.

— Почему вы поцеловали ее… той ночью? — небрежно спросил князь Эуген.

— Кого поцеловал? — сказал Эриберт, сердясь и краснея, несмотря на все свои усилия сохранить спокойствие и безразличие.

— Дочь Рэксоула.

— Когда это, по-вашему, было?

— Это было, по-моему, в ту ночь в Остенде, когда я был болен, — сказал князь Эуген. — Вы думали, что я брежу. Возможно, я и бредил. Но кое-что я запомнил с необычайной отчетливостью. Я помню, что на короткое мгновение поднял голову с подушки, и как раз в это самое короткое мгновение вы целовали ее. Ох, дядюшка Эриберт!

— Послушайте, Эуген, Бога ради. Я люблю Неллу Рэксоул. Я собираюсь на ней жениться.

— Вы?! — Наступила долгая пауза, а затем Эуген рассмеялся. — Ах! Все вначале так говорят. Я сам нередко так говорю, дорогой дядя, и это звучит очень мило, но ничего не значит.

— В данном случае это значит все, Эуген, — спокойно сказал Эриберт.

Некий оттенок решительности в тоне последнего заставил Эугена стать гораздо более серьезным.

— Вы не можете на ней жениться, — сказал он. — Император не разрешит морганатический брак.

— Император не будет иметь к этому никакого отношения. Я отрекусь от всех своих прав. Я стану обычным гражданином.

— В этом случае у вас не будет никакого состояния, о котором стоило бы говорить.

— Но у моей жены есть состояние. И зная, чем я жертвую ради женитьбы на ней, она без колебаний предоставит это состояние для нашей совместной жизни, — натянуто сказал Эриберт.

— Вы будете решительно богаты, — заметил Эуген. — Но не подумали ли вы о том, — спросил он, и его темные глаза опять сверкнули каким-то безумием, — не подумали ли вы о том, что я не женат и могу умереть в любую минуту? И тогда трон перейдет к вам… к вам, Эриберт!

— Трон никогда не перейдет ко мне, Эуген, — мягко сказал Эриберт, — потому что вы будете жить. Вы, несомненно, выздоровели. Вам нечего бояться.

— Следующие семь дней — вот чего я боюсь, — сказал Эуген.

— Следующих семи дней? Но почему?

— Не знаю. Но я боюсь их. Если я смогу их пережить, тогда…

— Мистер Самсон Леви, — громко объявил Ганс.