Арнольд Беннет - Отель «Гранд Вавилон»

В «Гранд Вавилоне» был следующий распорядок. Основой основ являлась осмотрительность, всегдашняя осмотрительность, а также покой, простота и уединенность. Само здание напоминало какой-то безымянный дворец. Никаких золотых букв на крыше, не было даже вывески у входа. Вы идете по одной из маленьких боковых улочек, отходящих от Стренда, и видите перед собой простое коричневое строение с двумя дверьми из красного дерева, перед каждой из которых стоит служитель. Двери бесшумно открываются, вы входите и оказываетесь «у Феликса».

Если вы собираетесь стать гостем, то вы или ваш посыльный передаете вашу визитную карточку мисс Спенсер. Ни под каким видом не спрашивайте о тарифах. Упоминать о ценах в «Гранд Вавилоне» считается дурным тоном: цены здесь огромные, но никто никогда даже не заикается о них. В заключение вашего пребывания в отеле вам подносят счет, короткий и безо всяких излишних подробностей, и вы платите, не говоря ни слова. Вы встретились с величавой цивильностью, вот и все. Никто не приглашал вас приехать, никто не выражает надежды, что вы приедете вновь. «Гранд Вавилон» далек от подобных маневров — он выигрывает соревнование тем, что игнорирует их, и поэтому он почти всегда заполнен на протяжении сезона.

Если есть на свете вещь, которая более чем что бы то ни было другое досаждает «Гранд Вавилону», то это опасение, что его могут сравнить или по ошибке принять за американский отель. Стилю «Гранд Вавилона» решительно противопоказан американский стиль еды, питья и жилья, размещения постояльцев и прочая, — но в особенности американская привычка употреблять крепкие напитки. Зная все это, нетрудно понять негодование Жюля, когда мистер Теодор Рэксоул потребовал принести ему «Поцелуй ангела».

— Приехал кто-нибудь с мистером Теодором Рэксоулом? — спросил Жюль, продолжая разговор с мисс Спенсер. Он с презрительной отчетливостью выговаривал каждый звук имени гостя.

— Мисс Рэксоул. Она в сто одиннадцатом номере.

Жюль помолчал, поглаживая рукой бакенбарды, лежащие на его ослепительно белом воротнике.

— Где она? — как бы не расслышав, повторил он свой вопрос, на этот раз сделав особое ударение.

— В сто одиннадцатом номере. Я ничего не могла поделать. На этом этаже нет больше номеров с ванной и гардеробной. — В голосе мисс Спенсер звучали извиняющиеся нотки.

— Почему вы не сказали мистеру Теодору Рэксоулу и мисс Рэксоул, что мы не можем поселить их?

— Потому что Вава [4] Непереводимая игра слов: Bab — это одновременно и фамильярное сокращение имени Babylon (Вавилон) и прозвище, намекающее на малый рост владельца отеля (bab — ребенок). был поблизости и мог это услышать.

Только три человека во всем мире могли помыслить о том, чтобы именовать мистера Феликса Вавилона игриво, но многозначительно — Вава; эти трое были Жюль, мисс Спенсер и Рокко. Выдумал это Жюль. Никто, кроме него, не имел для этого достаточно остроумия и дерзости.

— Вам бы лучше проследить за тем, чтобы мисс Рэксоул нынешней же ночью сменила номер, — сказал Жюль после очередной паузы. — Но предоставьте это мне: я наведу порядок. Au revoir! Уже без трех восемь. Сегодня вечером я сам должен следить за ужином в столовой.

И Жюль удалился, медленно и задумчиво потирая белые руки. У него была особенность потирать руки странным движением, как бы моя их, и это действие означало, что в воздухе витает нечто необычное и возбуждающее.

Ровно в восемь изысканный ужин был сервирован в salee a manger — этом простом и одновременно роскошном помещении, отделанном в ослепительно белых и золотых тонах. За маленьким столиком возле одного из окон сидела в одиночестве молодая женщина. Ее платье говорило: «Париж», в то время как ее лицо безошибочно утверждало: «Нью-Йорк». Это было самоуверенное и очаровательное лицо — лицо женщины, привыкшей всегда делать только то, что ей нравится, когда ей нравится и как ей нравится; лицо женщины, которую сотни представителей золотой молодежи научили искусству истинного очарования и легкомысленности и которую двадцать или около того лет избалованности отцом приучили считать себя коронованной особой. Такие женщины производятся только в Америке, но своего расцвета они достигают только в Европе, которая представляется им континентом, созданным Провидением для их развлечения.

Юная леди у окна неодобрительно просмотрела карточку меню. Затем она оглядела столовую и, полюбовавшись на ужинающих, решила, что помещение само по себе, скорее, небольшое и простенькое. Затем она взглянула в открытое окно и сказала себе, что, несмотря на то что Темза в сумерках выглядит вполне сносной, но все же не идет ни в какое сравнение с Гудзоном, на берегу которого ее отец выстроил сельский домик ценой в сотню тысяч долларов. Затем она вернулась к меню и, скривив хорошенькие губки, сказала, что здесь, оказывается, нечего есть.