Ellen Fallen - Мятежные сердца

Элинор кивает и уходит в сторону стульев, пока я сажусь на подоконник и ожидаю вердикта врача. Остаться без неё подобно смерти, но эта боль намного меньше того, что она испытала. Я лишь хочу знать, что она будет жить. Со мной или без меня… Если такова судьба, я готов сделать это.

Я разрушил её жизнь своим появлением, и все произошло только из-за меня. Самое тяжёлое в этом то, что я не верю, что мы сможем друг без друга. Она неотъемлемая часть меня, как и я её. Как задушить в себе эти чувства, взяв всю вину на себя? За то, что возник на её пути, за то, что позволил уехать, накричал, не смог удержать. За её любовь и рвение быть со мной, за то, как она поплатилась.

Мои плечи поникли, голова опустилась на грудь. Я принял решение, осталось только молиться, чтобы она жила.

Я не знаю, сколько прошло времени, пока мы сидели в разных углах, я лишь увидел, как небо сначала окрасилось в красный цвет, а затем яркие лучи солнца проникли в моё подсознание. Устало растирая опухшие глаза кулаками, я опускаю ноги с подоконника и вижу врача, стремительно идущего к нам. Я не слышу того, что он говорит. Вижу только, как Элинор обнимает врача за плечи, и снова слезы льются из её глаз. Но это слезы радости.

– Вы можете зайти к ней ненадолго, – говорит врач, и я, не слушая их, иду к ней.

Медсестра открывает двери палаты Даниель, и я каменею при виде свёртка моей маленькой птички.

У неё синее лицо, разбитые губы, повязка на подбородке, слои бинтов и гипса по всему телу. Медленно я подхожу к ней, словно на плаху к палачу, мои глаза снова слезятся, а сердце кровоточит. Я вижу только два незабинтованных пальца. Те самые, за которые я держал её в кинотеатре. Едва дыша, захлёбываясь слезами боли, я прикасаюсь к ним.

– Птичка, прости меня. Я столько всего хотел тебе сказать… – стон вырывается из моей груди. – Все произошло так быстро. Я даже не успел показать тебе, что ты для меня значишь. Но я прошу тебя, помни, что ты совершенство. И я безумно люблю тебя. Ты – смысл моей жизни. Прошу тебя, живи, – наклоняюсь и целую её в прохладный лоб. Я знаю, что она меня не слышит, но я должен был её увидеть.

Двери палаты приоткрываются, и заглядывает медсестра.

– Извините, что я вас прерываю, у неё показатели скачут. Вы не могли бы… – мне все понятно без дальнейших слов.

Прохожу мимо неё, и встречаюсь с глазами Элинор. Она подходит ко мне, обнимает.

– Спасибо, Райдер. Моя девочка будет жить, – говорит она.

А буду ли я без неё жить?

Сажусь на диван, убираю выбившуюся из причёски чёлку назад, надо бы подстричься, как приедем. Я думал, сборы никогда не закончатся, помимо собранного мной барахла, пришлось сложить то, что для меня ценно. Чемоданы, стоящие на пороге, напоминают о предстоящей дороге в аэропорт. Лежащие поверх них билеты, ждут нас с Энж, которая была очень рада моему предложению поехать вместе.

Мебель и прочее будет продано вместе с домом. Нет, надобности устраивать беготню сейчас. Я не нуждаюсь в этих мелочах. Отец уже приготовил мне пентхаус в Манхэттене, пока я валялся в клинике. One Madison – элитный жилой комплекс, и ещё до сдачи объекта в пользование, отец скупил четыре верхних этажа здания для обустройства моего места обитания. Покупка обошлась очень недёшево, но для единственного сына… Мне известно лишь, что специально для меня установили собственный лифт, имеющий всего две кнопки.

Я уже посмотрел, как примерно выглядят эти захватывающие виды Нью-Йорка, открывающиеся взору из окон на высоте 170 метров. Представляю себе, что из унылого Кембриджа я попаду в безумный город предпринимателей, примерю костюм и кресло босса.

Я захлёбываюсь слюнями при этой мысли, и если ещё вот эта девчонка будет рядом со мной, возможно, я забуду то, чем занимался здесь. Я ценю верность Энж, как она сражается за меня, помогает, даже пусть делает это гнусно и подло по отношению к другим. Подстава с салфетками и то, что она вызвала адвоката, своеобразная демонстрация своего поклонения.

Я очень рад был принять её услуги в ту ночь. Она встретила меня сидя на ступенях моего дома, кутаясь в один из своих безобразно ярких нарядов. Я не спрашивал её, зачем и почему она здесь в такое время. Мы трахались всю ночь! Как в последний раз, делали это долго и изощренно, я уже думал, мой член стёрт, но утро показало, что я все ещё в строю. Я обнимал её обнажённое тело, обводил пальцами её рисунки на коже и хотел найти ту, которая принадлежит мне.

Ночная одержимость, которая сводила с ума, прошла, и теперь она задумчиво снова перебирает свои вещи, не в первый раз, я скажу. Она замкнулась в себе, её пальцы нервно трясутся, бесконечно она прикрывает глаза и шепчет: «К черту». Словно сумасшедшая, разговаривает сама с собой и спорит. Не похоже это на упёртую чудачку, коей она является. Энжи нервничает, постоянно что-то ищет, спотыкается. Бог с ней.