Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

– Ладно, не буду давать никаких комментариев, – соглашаюсь я после минутного раздумья.

– Хорошо. Еще один момент, Джоанна. Думаю, они будут говорить о преднамеренном нанесении тяжких телесных повреждений.

– Что такое преднамеренное нанесение тяжких телесных повреждений?

– Это очень серьезно.

Она передает мне листок бумаги, с распечатанной из интернета статье с заголовком: «Закон о преступлениях против личности 1861 года».

Преступления против личности.

– Извините, все еще не понимаю.

– Смотрите. – Сара берет листок бумаги и ручку. На листке пишет: убийство; попытка убийства; непредумышленное убийство; статья восемнадцатая, нанесение тяжких телесных повреждений; статья двадцатая, тяжкие телесные повреждения; обычное нападение. – Это в порядке уменьшения тяжести преступления: убийство, попытка убийства, оправданное убийство. – Она указывает на слова по списку.

– Но я же никого не убивала.

– Статья восемнадцать предусматривает намеренное тяжкое нанесение вреда здоровью. Статья двадцатая – тяжкий вред здоровью.

– Понятно.

– И последнее – обычное нападение. – Она постукивает ручкой по листку бумаги.

Мне интересно, нравилось ли ей учиться в юридическом колледже; всегда ли она хотела быть адвокатом? А вдруг ее уже разочаровала бюрократическая система? Я никогда не думала о том, чтобы стать юристом, хотя возможно, должна была бы. Мне нравится то, чем занимается Сара. Работать по выходным и проводить весь день в полосатом костюме.

– Предумышленное нанесение тяжких телесных повреждений идет как раз за непредумышленным убийством.

Я вожу пальцем по словам. Она настолько сильно давила ручкой, что буквы стали трехмерными, бумага под ними продавилась.

– У меня не было никакого намерения.

– Вы толкнули человека, – мягко напоминает Сара.

– Но… Он был… Сэдик был…

– Я знаю, и мы этим воспользуемся. Скажем, что это была самооборона, и подкрепим ее еще одним правовым термином – заблуждение. Если вы чистосердечно верите в какое-то заблуждение, то суд будет рассматривать его, как если бы это было правдой.

– Хорошо.

Нанести тяжкие телесные повреждения предумышленно. С каким умыслом? Я что, чудовище? Очень хочу, чтобы в комнате для допросов было зеркало, чтобы посмотреть на себя, увидеть, изменилась ли я. Не видела свое отражение с вечера пятницы.

Сара откидывает волосы, такие же легкие, как у меня, назад, они отлетают и снова возвращаются, как трава, колышущаяся под весенним ветром.

– Хорошо, Джоанна. – Она наклоняется вперед, туфли скользят по линолеуму под столом. – Давайте обсудим худшие варианты развития событий.

Она говорит со мной честно, потому что я правильно говорю и выгляжу достаточно умной – а значит, еще не совсем пропащая. И со мной можно общаться на равных.

– Нет, я… Я не хочу знать, мне не нравятся худшие варианты развития событий.

Я не стала добавлять, что предпочитаю прятать голову в песок; что я теряла работы, проваливала экзамены и просто не занималась нужными вещами, когда это было важно; что я бросала на полпути дела, которые казались слишком сложными, чтобы продолжать.

Адвокат откидывается назад, пристально глядя на меня.

– Нет? А я бы хотела знать.

– Нет.

– Кем вы работаете?

– Я работаю в передвижной библиотеке.

И снова кажется, что моя работа осталась где-то в другой вселенной: завсегдатаи, у которых есть прозвища; тихий, по-буддистски спокойный Эд – библиотекарь и мой начальник; дети, которым я помогаю открыть для себя волшебный мир чтения. Мне многое нравится в моей работе: сидеть под навесом в тихий солнечный день; рекомендовать книги, которые понравились мне самой; разговаривать с людьми.

Сара кивает:

– В любом случае, некоторые факты в вашу пользу, и это хорошие новости.

– Да?

– Вы остались и позвонили в службу спасения, реанимировали его – суду это понравится.

– Да, – отвечаю я, умалчивая, насколько близка я была к тому, чтобы уйти. Насколько это было бы легко, и как сильно жалею, что не сделала этого. – Все очень серьезно? – спрашиваю после паузы, ожидая ее поддержки.

Сара придерживается стиля во всем: начиная с сумки стального цвета, заканчивая строгой красной помадой.

– Да, боюсь, что так.

Смотрю на ее бумаги, избегая смотреть в глаза. Она же продолжает смотреть на меня, не пристально, просто вдумчиво и беспристрастно. Я вчитываюсь в ее заметки и потрясенно отворачиваюсь.

Я рассматриваю стены, дверь, свои руки, но ничего не помогает моему мозгу перестать обдумывать прочитанное – он как один из супругов, отрицающий, что опозорил себя чтением сообщений в телефоне своей второй половины.