Олег Рой - Охота на охотника

И непритязательная униформа официанта, в которую красавец-мужчина был облачен – темные брюки, белая рубашка, бордовый жилет – совсем не подходила к хищному разлету бровей на матово-смуглом, почти неприлично красивом лице.

Сейчас, впрочем, от этой красоты мало что осталось.

Слепяще белую рубашку усеивали неряшливые бурые пятна, смуглая кожа посерела, даже волосы как будто потускнели.

Да и от лица, в общем, осталась лишь половина – левая.

Правая же, залитая уже темными, застывшими, как и лужица мясного сока под шашлыками, потеками выглядела не частью лица, а произведением гримера из малобюджетного триллера.

На месте правого глаза запеклась округлая, по форме глазницы, тьма, из центра которой угрожающе торчала узкая, черненой стали полоса, издевательски поблескивавшая изящными завитками навершия.

– Тьфу, пропасть! – вполголоса выругался торчавший у двери Молодцов, опер, может, не столь обаятельный, как всеобщий приятель Мишкин, но въедливый и дотошный. – Вроде всякого навидался, а даже меня озноб пробирает. Ну ладно застрелить, ну задушить, отравить, сковородкой по кумполу приласкать – но чтоб вот так…

– Скажи лучше спасибо, Иван Сергеич, что он свежий, – бросила, не оборачиваясь, склонившаяся над телом красавца-стриптизера худенькая большеглазая Ярослава Мирская, которую частенько принимали за старшеклассницу, и уж никак не за судмедэксперта с десятилетним стажем. – И лежит не в вонючем подвале, где на тебя крысы сверху падают, и не за промерзлыми гаражами, где собственных пальцев не чувствуешь. Тепло, светло, убили недавно, даже личинок еще нет.

– Так-то да, – без воодушевления согласился Молодцов. Только мне все равно не по себе. Сковородкой, оно как-то привычнее. Экие тут у них страсти-то бушуют. А, Арина Марковна?

– Полагаешь, тут убийство в припадке ревности? – задумчиво отозвалась она. Дотошный-то Молодцов дотошный, но с интуицией, с пресловутым «чутьем» у него не очень.

– Ну а что еще? – Молодцов повел крепким плечом.

– Поглядим, Иван Сергеич, – слегка усмехнулась она, потащив из кармана опять закурлыкавшую трубку.

На этот раз звонила мама.

– Деточка, с Майкой совсем беда. Повлияй на нее, она только тебя и слушает.

Вот, значит, почему Федька так странно разговаривал. С маминой подачи. Арина чуть отвернулась, чтобы не видеть привычных, но категорически неаппетитных манипуляций, которые Ярослава производила с уцелевшим глазом жертвы.

– Душенька, что ты молчишь? – прокурлыкала трубка чуть менее нежно. – Ты меня вообще слушаешь?

– Мам, я сейчас не могу разговаривать.

– Что там у тебя за дела?! – в голосе матери сквозь привычное журчание прорезались возмущенные нотки. – Нельзя же во имя работы пренебрегать своими близкими! Все-таки дядя Федор – твой родной брат! И Майка тебе не чужая. Девочка школу посещать отказывается, так же нельзя! Приезжай и поговори с ней! Ты ведь для нее главный авторитет. Вот и повлияй. Тем более, что рабочий день закончился. Или у тебя свидание? Ну так отложи, ничего страшного, больше ценить станут. Дома ты теперь не ночуешь, так хоть один вечер пожертвуй семье. Папа может за тобой подъехать, чтоб в транспорте не давиться. Ты сейчас где?

– В стриптиз-клубе, – честно сообщила Арина, чувствуя себя немного виноватой. Майка в своем репертуаре. Семь лет девчонке, давешней осенью в первый класс пошла, и на тебе! Не потому ли она забастовку устроила, что по Арине соскучилась? С нее бы сталось.

– Шуточки у тебя! Все-таки не с подружкой разговариваешь! Чтоб через час была дома! – обиженно заявила мать и отключилась.

Кажется, реплику про стриптиз-клуб она восприняла как издевку. Хотя Арина чистую правду сказала. Трупы – такая штука, что могут где угодно найтись: хоть на свалке, хоть в таких вот роскошных местах. Не говоря уж о том, что рамки «рабочего дня», к которым иногда апеллирует мама, преступникам не указ. И убивают отнюдь не только бомжей за фанфурик «боярышника», но и, страшно сказать, генеральных директоров мега-холдингов. Или, как сейчас, красавцев-стриптизеров, причем прямо на рабочем, так сказать, месте. В приватном кабинете клуба, именуемого незамысловато, но доходчиво – «Сладкое место». М-да. Кому сладкое, а кому – место упокоения. Кто же тебя так, бедолага? И за что? Или… не за что, а почему? Ладно, в процессе выяснится.

Наклонившись над распростертым на кожаном диване телом, она поморщилась. Ребра, по которым недели две назад так старательно пинал неизвестный нападавший, еще болели.