Я говорил, что произойдет нечто ужасное, и я оказался прав.
Полковник Каменев! Если ты слышишь меня, знай: ты идиот.
Андрей Тихонов! Если ты слышишь этот эфир, знай: ты совершил чудовищную ошибку. Ты сделал это по незнанию. Так сложились обстоятельства. Но от этого ошибка не перестает быть ошибкой.
Прямо сейчас в Покрове-17 происходит то, чего ранее не случалось здесь никогда.
Всё, что создало это место и эту тьму, вновь обрело жизнь. Оно вырвалось на волю.
Это сама глубинная суть Покрова-17 выплеснулась на его поверхность, как фонтан раскаленной лавы из молчавшего тысячи лет вулкана.
Скоро вы все узнаете, что это значит.
Этого не должно было произойти, но это произошло.
Я призываю всех, кто меня слышит: немедленно приходите на железнодорожную станцию. Это ваш последний шанс спастись. Времени больше нет. Здесь нельзя оставаться. Мы пойдем на прорыв ровно через сутки, независимо от количества людей. Завтра, 26 сентября, в 20:00 мы покинем станцию со всем оружием и пойдем на кордон. Либо вы идете с нами, либо вас поглотит тьма. Мы хотели дать надежду всем вам. Но другого выбора нет. Ждать больше нельзя. Кто может — приходите.
Нас ждут другие дела. Мы нужны не здесь.
Полковник Каменев! Ты еще можешь сделать хорошее дело в своей жизни. Бери своих людей, бери Андрея Тихонова и приходи к нам. Вместе мы будем сильнее.
Завтра я выступлю с последним обращением к вам. Я не знаю, что будет дальше.
Это был я, Старик.
* * *
Серега включил телевизор, вставил кассету из камеры в видеомагнитофон и нажал кнопку обратной перемотки. Резво зажужжала пленка.
Я стоял перед экраном, рядом уселся на табурете Каменев. Остальные бойцы, повесив автоматы на грудь, сгрудились у входа в кабинет.
Когда пленка перемоталась к началу, Серега вдавил кнопку «PLAY».
На весь экран, сквозь цветные зернистые помехи — взволнованное лицо Доценко, глядящего прямо в камеру: видимо, он поправляет ее на штативе.
— Вот так… Вот, нормально! — говорит он кому-то в сторону и отходит.
Препарационный стол, на нем — мертвый и голый Харон Семенович. Его толстое паучье брюшко сильно вздулось, безвольно свисают со стола мохнатые лапки. Рядом стойка с инструментами. Катасонов в белом халате и маске выбирает скальпель, рядом еще двое лаборантов в халатах. Доценко подходит к Катасонову, что-то говорит ему на ухо, показывает в камеру. Катасонов кивает.
Доценко достает из кармана небольшой фотоаппарат, делает несколько снимков тела с разных ракурсов, затем записывает в блокнот пару слов.
Один из лаборантов включает лампу над столом. Тело Харона Семеновича освещается ярким белым светом.
Катасонов оглядывается по сторонам, крутит в руке скальпель, задумчиво глядит на тело, а затем аккуратным движением втыкает лезвие в живот.
Струя черной жидкости бьет фонтаном прямо в его лицо.
Резко вздымаются паучьи лапки. Сжимаются пальцы трупа, вздрагивают его руки.
И мертвый Харон Семенович поднимает голову, лицо его искажено гримасой ужаса и отвращения, он открывает рот и издает нечеловеческий вопль, и черная жижа вместе с пеной хлещет из его рта.
Катасонов, Доценко и лаборанты испуганно отшатываются.
Тело Харона Семеновича вытягивается в струнку и выгибается дугой в сильной судороге: лапы его дрожат, руки трясутся, все мышцы напряжены, рот и глаза раскрыты, он продолжает кричать и брызгать пеной.
Его живот взрывается.
Черная жижа брызжет в стороны.
С бульканьем, шипением и треском переломанных костей из разорванного живота появляется нечто.
Черное, бесформенное, упругое, мясистое, безглазое, вымазанное в блестящей слизи.
Резким движением оно выставляет в разные стороны длинные членистые конечности, которые были сложены раньше внутри тела. Задевает висящую над столом лампу, и она раскачивается, играя тенями на забрызганных стенах.
Приходят в движение паучьи лапки — да, теперь это его паучьи лапки, — и бесформенное чудовище отделяется от человеческой половины трупа.
И из этой отвратительной массы вытягиваются бесчисленные тонкие щупальца с присосками на концах.
Катасонов, Доценко и лаборанты стоят, как вкопанные. На их лицах ужас. Они не могут пошевелиться.
Существо выбрасывает вперед четыре щупальца. Они одновременно присасываются к лицам людей, накрывая их целиком.
Они стоят и не могут пошевелить даже пальцем. Их парализовало.
А затем их тела становятся чуть более блеклыми, обесцвеченными, еще через несколько секунд обретают прозрачность, и контуры их размываются по краям.
Читать дальше