Риа Фрай - Не ее дочь [litres]

– У папы аллергия.

– Аллергия?

– На слюну.

Она залаяла, как будто разговаривает со щенком, и погрузилась в игру.

Я прибавила громкость радио и сосредоточилась на дороге. Судя по карте, до первой остановки осталось три часа. Спина невыносимо ныла. Я чувствовала полное истощение. Мы планировали сделать три остановки. Эмма снова заворочалась на заднем сиденье.

– Хочешь пи-пи?

Она кивнула. Мы остановились на ближайшей заправке, и я с трудом выбралась с водительского сиденья. Пока она была в кабинке, я ждала снаружи и разглядывала в зеркало свое изможденное лицо. Я поправила челку и уставилась на криво подстриженные пряди. И тут тренькнул сотовый. Я взмолилась, чтобы ничего не случилось на работе или с отцом. Это была почта, оповещение Google. «Пропавшую в штате Вашингтон девочку, возможно, видели в Фор-Корнерз».

– О господи…

– Что такое?

Эмма спустила воду и пошла мыть руки.

Я поспешно прочитала статью, впитывая каждую деталь. О кассирше объявили официально. Марку моей машины не называли (пока еще), но власти прочесывали район в надежде подтвердить полученные данные.

Сумеют ли меня отследить – из Фор-Корнерза до Бозмена и Валентайна? Сейчас у нас обеих были другие прически и цвет волос, и это нам поможет, ведь ищут двух брюнеток. Нужно что-то придумать, чтобы у нас появилось больше времени.

– Ничего, солнышко. Готова?

– А тебе не надо пи-пи?

Я покачала головой и повела ее обратно в машину. Всего через несколько часов мы будем в Небраске. В безопасности.

Ключи от дома дожидались в почтовом ящике, чему я была несказанно рада. Я специально нашла в Airbnb такое объявление, чтобы не встречаться с хозяином, а просто забрать ключи в ящике. Мы остались здесь на целую неделю, только ели, спали и высовывались. Я держала руку на пульсе на случай, если поиски приведут к существенному результату. Но этого не случилось.

Когда осела пыль, мы рискнули сделать вылазку и проехали по Мэйн-стрит, где было несколько магазинов и закусочная. Я была уверена, что никто не узнает Эмму с новой стрижкой, в панаме и с летним загаром. Вместе мы выглядели семьей. Когда мы вошли, над дверью тренькнул звонок. Внутри все пропахло яичницей с беконом, на полу лежал грязный линолеум.

– Все как везде, милая, – сказала пухлая официантка.

Из-за пояса ее фартука торчал карандаш. Она повозила грязной белой тряпкой по столу у окна. Я выбрала стол в глубине, и через несколько минут она принесла меню и шлепнула на стол кружки.

– Кофе?

– Да.

В чашку полилась светло-коричневая жидкость. Я поерзала на неровном кожаном сиденье, прилипающем к бедрам.

– Пахнет отлично, правда?

– М-м-м… – протянула Эмма, усердно разрисовывая детское меню тремя обгрызенными тупыми карандашами из стаканчика на столе.

– Эм, а ты знаешь, какой сегодня день?

– Нет. Какой?

– Сегодня четвертое июля. День независимости. Знаешь, что это значит?

Она постучала карандашом по голове.

– Хм… Точно не знаю. А что?

– Это значит, что когда-то очень давно в этот день, в 1776 году, мы приняли Декларацию независимости. И тогда официально стали Соединенными Штатами Америки, независимыми от Британской империи.

– Здорово. И нас это тоже касается?

– Конечно. – Я засмеялась. – И это очень здорово, потому что повсюду будут парады, барбекю и фейерверки.

Эмма вскинула голову.

– Фейерверки? А мы можем посмотреть?

– Конечно, почему бы и нет.

Я уже узнала, где будет салют, и решила, что мы можем смешаться с толпой и получить удовольствие от местного праздника. Эмма это заслужила.

– И мы увидим настоящий фейерверк?

– Да.

– Ура! – Эмма закончила первый рисунок. – Это тебе. Нравится?

– Очень красиво.

Она нарисовала рядышком две держащиеся за руки фигурки с желтыми волосами.

– Это ты и я.

– Ох, Эм, я навсегда сохраню этот рисунок. Спасибо. – Я попыталась обуздать дрожь в голосе, сложила рисунок и положила его в сумку. – Так чего ты хочешь? Оладьи? Яичницу? Бекон? Вафли?

– Вафли! И бекон! – воскликнула Эмма, вычерчивая линии на следующем рисунке. – А из чего делают бекон?

– А ты как думаешь?

– Из коровы?

– Нет.

– Из курицы?

– Вообще-то из свиньи.

– Из настоящей свиньи?

– Ага.

– Настоящей-настоящей, которая хрю-хрю?

– Да. Именно так.

Она задумалась, подняв карандаш.

– Ну, я так люблю бекон, что готова съесть целую свиную голову.

– От этого у тебя заболит живот.

Она хихикнула.