Риа Фрай - Не ее дочь [litres]

Ненормально задаваться в детстве такими вопросами, но тревога проникла в мое сердце, так что я не спала ночами. И оттого, что я думала не о куклах и друзьях, а о любви и ее условиях, жизнь моего отца пошла под откос.

Но я выросла на такой ущербной любви и искала ее признаки в каждом, кого встречала: нежелание смотреть в глаза, ложь, равнодушие, раздражение и осуждение. Мне хотелось сказать Эмме, что любовь бывает сложной, а порой уродливой, но в этом нет ничего хорошего.

Я закрыла глаза, наслаждаясь уютом домика на озере. Каково будет, если мы с ней начнем жить по-настоящему? Не передвигаясь короткими перебежками по магазинам и заправкам? Если та кассирша нас вычислила, но об этом не объявили, насколько рискованно ездить по разным городам, ресторанам и магазинам? Получится ли у меня? Сумею ли я защитить Эмму?

Я встала и потянулась, а потом сполоснула бокал в раковине. Я найду способ. Другого выхода нет.

после

Все утро мы собирали вещи. Угроза Итана звенела в подсознании как неумолкающий будильник на телефоне, срок окончания ультиматума в сорок восемь часов приближался. А потом мы все-таки выбрались к озеру. За чашкой кофе я снова занялась поисками в Интернете, но не обнаружила ничего нового. Как только мы прибыли в домик на озере, я установила Google-извещение на случай, если появятся обновления по делу Эммы, но сейчас ставки подросли. Я не могла позволить себе что-то пропустить.

Я смотрела на кусочек двора, резко обрывающегося у озера Фейри, – где-то клочками зеленела трава, а в других местах остались проплешины почвы, словно двор облысел. За ним трудно было ухаживать, я знала, что Итан приезжает с кем-то, чтобы навести порядок. Мне не пришло в голову, что сюда может неожиданно забрести садовник, наткнуться на нас и начать испуганно извиняться, и мне бы пришлось мямлить идиотскую, выдуманную на ходу историю о том, кто мы такие.

К счастью, мы уже собирались уезжать. Мы пообедали под сенью деревьев сэндвичами с тофу и хумусом, которые, как ни странно, Эмме понравились, и прилегли на пляжных полотенцах, наблюдая, как покачивается листва. Нас обдувал прохладный ветерок, и Эмма рассказывала, что любит голубой цвет, хотя она не мальчик; что боится змей, лягушек и летучих мышей; любит самолеты, хотя летала только дважды; любит напевать на ночь, чтобы успокоиться. Она часто ходила в тот лесок, бродила по кварталу, не зная, чем заняться. Она не призналась прямо, что ненавидит мать, но я была в этом уверена – она ненавидела жить с Эми, хотя до сих пор считает ее матерью. Но все сложнее… насколько я поняла.

Эмма присела со своим желтым ведерком и собирала на берегу камушки. Я слышала ее веселый щебет: детское воображение подсказывало ей сюжеты и персонажей. Ее вещи были разбросаны, словно их сдул из ведерка ураган. Сандалии двадцать седьмого размера, пляжное полотенце, книги, недавно купленные пластмассовые игрушки из магазина «Все за доллар», пляжный сарафан, свернувшийся под деревом в белое хлопковое яйцо.

Лето. Розовые щеки и загорелые коленки, грязные ступни и постоянно влажные волосы, купальники и белая попка. Я смотрела на место, которое люблю, на девочку, которую обожаю.

Я вбирала в себя каждый предмет, каждую деталь ее жизни, все секреты и воспоминания. Вспоминала ее двор, такой неряшливый и пустой, на котором слои грязи рассказывали собственную историю одиночества, и все эти крики, сжатые кулаки, и побег под полог мрачных деревьев, рассказывающих еще одну историю.

А эти вещи принадлежат другой, счастливой Эмме. Что бы ни случилось, лето пятого года ее жизни будет таким. Она в безопасности. Накормлена. Ей весело. Она многому научилась. Она любима.

– Эмма, давай начнем собираться. Завтра с самого раннего утра мы будем прощаться с этим местом.

– Прощаться? – удивленно переспросила Эмма с забавной интонацией.

– Ну, на самом деле говорить «до свидания». Так выражаются, когда люди уезжают.

Она встала и опрокинула ведерко, тяжелая серая галька высыпалась на голые ступни.

– Вроде как мы прощаемся с банановой шкуркой.

Я искренне засмеялась, а она попрощалась с каждым своим камушком.

Она поднимала каждый камушек двумя пальцами и покачивала.

– Можно мне забрать вот этот? Я назову его Пачкуля.

– Конечно, можно. А почему Пачкуля?

– Потому что если прижать его к земле, он оставляет следы, как мелок.

– Веская причина.

Я обняла ее за обласканные солнцем плечи, и золотистая россыпь веснушек напомнила о том, как проводила летние месяцы в детстве я.