Жереми Фель - Матери [litres]

К счастью, дверца со стороны водителя была открыта, ключ зажигания лежал на приборной доске. Грэм будто специально оставил его на виду – для нее.

Несказанно обрадовавшись, Хейли завела двигатель, рванула задним ходом к воротам. И покатила по дороге налево, надеясь, что не ошиблась с направлением.

Но для нее теперь все направления были хороши – лишь бы вырваться из этого ада.

Она не могла оторвать ногу от педали газа. И дрожащими руками все крепче сжимала руль, чтобы не вылететь в кювет.

Но уж лучше врезаться в дерево, чем снова попасть к ним в лапы.

Проехав десять километров, она увидела щит, указывавший поворот на Канзасскую автостраду.

Она была спасена.

Ее ничто не остановит. Уже никогда .

Она закричала от ярости и от охватившей ее бешеной радости, потом еще и еще, пока ее криком не заполнился весь салон машины.

Да, на ней будет платье, которое она купила год назад в Канзас-Сити. Черное, скромное, удобное. Главное – без излишеств. Все должны обращать внимание на Синди, а не на нее.

Они отправятся в путь около девяти утра. В театре Мэдисон надлежало быть в середине дня, а до Талсы три часа езды. Ближайший путь – сначала по Девяносто девятой, а потом по Семьдесят пятой автостраде. До обеда она уложит в машину все необходимое, чтобы сэкономить время. И не забыть бы заехать в парикмахерскую, которую она нашла в Интернете. На конкурсе, конечно, будет работать бригада стилистов, но рисковать ей не хотелось: ведь они наверняка будут все делать наспех или уложат волосы ее дочери так же, как остальным участницам.

Надо было сразу записаться по телефону… Вот дура, у нее это совсем вылетело из головы! В такие салоны не ходят без предварительной записи! В круговерти недавних трагических событий она даже не подумала позвонить туда и узнать, найдется ли в их расписании место для ее дочери. А о том, чтобы сидеть и ждать, появится там «окно» или нет, да еще в сильнейшем напряжении накануне величайшего события в их жизни, не могло быть и речи.

Впрочем, вернее всего было бы заехать к своему мастеру. Луиза, которая занималась ею последний раз, просто прелесть, она постаралась сделать из Синди настоящую красавицу.

Рев отъезжающей машины, которая резко набрала скорость, вывел ее из раздумий. Открыв глаза, она перехватила тревожный взгляд Грэма.

Норма встала и в ту же минуту услышала, как в доме завывает Синди.

Ворвавшись в гостиную, она увидела дочь, но узнала ее только по платью: Синди стояла на коленях в центре комнаты прямо на полу.

Норма бросилась к дочери, и та, снова лишившись чувств от волнения, повалилась на спину.

Грэм прибежал следом и застыл как вкопанный в дверном проеме.

– «Скорую»! – прокричала Норма. – Грэм, живо звони в «Скорую»!

Потрясенный до глубины души, парень схватил телефонную трубку и набрал 911.

Норма подложила руку под голову Синди, стараясь не сводить с нее глаз и ожидая, что сквозь жуткую маску, в которую превратилось ее лицо, пробьется улыбка, пусть совсем слабая. Она даже не могла различить глаз в этом кровавом месиве. Милого личика дочери больше не было, его словно украли.

Но девочка дышала и, хотя дыхание ее казалось каким-то странным, всеми силами цеплялась за жизнь.

Норме следовало сделать то же самое. И что было сил сопротивляться неизбежному.

Но эта кровь. Вся эта кровь. На ковре. На стенах. На ее волосах. На лице. Крови было так много, что Норма даже почувствовала ее привкус у себя во рту.

Что случилось? Кто мог сотворить такое с ее дочкой?

Норма осторожно уложила Синди на пол и, превозмогая дрожь в ногах, направилась в подвал. Дверь была распахнута настежь. На матрасе еще сохранилась вмятина в том месте, где лежала Хейли. На полу валялись наручники с перепиленной цепочкой, а рядом лежала ножовка, с помощью которой девчонка вырвалась на свободу.

Норма сжала в руке наручники со слабой надеждой, что металл поглотит охватившую ее ярость.

Грэм молча стоял на верхней площадке лестницы, не в силах проронить ни слова.

Не выдержав взгляда матери, он отвел глаза в сторону.

Норма швырнула наручники на пол, поднялась по лестнице и прошла мимо сына так близко, что от ее ледяного дыхания у него замерло сердце.

Вот-вот нагрянут чужаки и заберут у нее дочь. И она не сможет им помешать. Она уже ничему не сможет помешать. У нее не осталось сил даже на то, чтобы сообразить, что теперь делать.

Войдя в кухню, она схватила большую губку, смочила теплой водой, потом вернулась к Синди и принялась вытирать ей лицо в надежде увидеть под слоем крови знакомые и такие родные черты дочки, которая дышала тихо-тихо, как во сне. Дыхание было ровное, почти умиротворяющее…