Лорет Уайт - Источник лжи

— Почему?

Мой пульс учащается.

— Я… У меня были причины опасаться за безопасность его жены.

— Вам казалось, что миссис Крессуэлл-Смит находится в опасности?

— Да, со стороны ее мужа.

— Почему?

— Я видела синяки у нее на теле.

— И вы предполагали, что он был тому причиной? Это рассердило вас?

Лоцца плотно сжимает губы. Ее щеки начинают краснеть.

— Как я сказала, у меня возникли опасения насчет безопасности его жены.

Лоррингтон облизывает губы и кивает.

— Насилие по отношению к женщинам или детям выводит вас из себя, не так ли, старший констебль?

— Такое поведение выводит из себя любого нормального человека.

— Насколько это вывело вас из себя?

— Возражаю! — Коникова снова вскакивает на ноги. — Я не усматриваю в этом отношения к делу.

— Мистер Лоррингтон, у вас есть заключение по этому поводу? — судья демонстративно смотрит на часы.

— Ваша честь, я могу утверждать перед судом, что старший констебль Бьянки, ведущий следователь по данному делу, вела следствие предубежденно и с позиции личной вендетты, препятствовавшей ей распознать другие линии следствия после того, как она увидела эти синяки.

Он резко поворачивается к Лоцце:

— Старший констебль Бьянки, у вас есть шрам на голове.

Шорохи и движение на галерке. Судебная художница переворачивает страницу для новой зарисовки. Лоцца заливается густой краской и щурит глаза.

— Откуда у вас этот шрам?

— Возражаю! — кричит Коникова; ее глаза сердито сверкают.

— Ваша честь, — парирует Лоррингтон. — Этот шрам связан с историей агрессии и тоннельного зрения данной свидетельницы, когда она работала старшим следователем. Он связан с тем фактом, что однажды она избила подозреваемого, находившегося под ее опекой, до такой степени, что коллегам пришлось оттащить ее в сторону… такова была ее ярость. Его пришлось прооперировать. А почему? — Лоррингтон выразительно поднимает палец. — Потому что этот подозреваемый был известен своей склонностью к насилию. Он избил до смерти свою жену, пока их маленькая дочь пряталась под кроватью и видела все, что там происходило. И когда старший констебль Бьянки узнала о ребенке, она просто сломалась, — он залихватски щелкает пальцами. — Вот так. Ослепленная яростью, она сама прибегла к насилию. Разве это не так, старший констебль Бьянки?

Лоцца потеет. От ее тела исходят агрессивные вибрации. Такое ощущение, что она готова взорваться, вырваться из своей коробки и задать взбучку моему адвокату. Лоррингтон только что сотворил нечто прекрасное прямо перед нашими глазами, поскольку все присяжные могут видеть, что Лоцца Бьянки снова готова сорваться с катушек. И они ждут этого… они хотят, чтобы она это сделала. Если бы они преступили закон, то определенно не захотели бы иметь такого следователя. С таким отношением к делу от нее нечего ждать справедливости.

— Констебль Бьянки, — тихо говорит Лоррингтон. — Этот инцидент содержится в полицейских протоколах, не так ли?

— Да, сэр, — отвечает она сквозь стиснутые зубы.

На галерке поднимается ропот. Я осматриваюсь по сторонам. Полицейские выглядят сердитыми и взвинченными. Боевые порядки приходят в движение. Я ощущаю напряженность: адреналин, тестостерон. Жаркий воздух в зале суда становится гуще.

— Вы удочерили ту маленькую девочку, которая пряталась под кроватью, старший констебль Бьянки?

Коникова буквально взвивается со своего места. Но пока она открывает рот, Лоцца говорит:

— Это совершенно не имеет отношения к делу, сэр. Моя дочь никак не причастна к рассматриваемым событиям. Вам должно быть стыдно.

Какой-то репортер торопится к выходу из зала.

— Причастность или непричастность — это дело суда, — медленно произносит Лоррингтон. — Вы потеряли работу следователя в уголовном розыске после этого инцидента. Дело замели под ковер, потому что это было нежелательной оглаской для полиции Нового Южного Уэльса. Именно поэтому вы занялись неприметной работой на побережье. Но потом вы увидели синяки у жены мистера Крессуэлл-Смита. И осудили его за это. Может быть, слишком поспешно?

Он поворачивается к присяжным:

— Я утверждаю перед судом, что старший констебль Лоцца Бьянки, по сути дела, испытывала острую и непреодолимую неприязнь к Мартину Крессуэлл-Смиту. Я предполагаю, что она даже испытывала нечто вроде личной вендетты против него, в силу своей личной истории. В своем былом качестве детектива по расследованию убийств мисс Бьянки продемонстрировала свою предрасположенность к иррациональному гневу и чрезмерному насилию, и я заявляю перед судом, что у нее был свой интерес в этом деле. Предубежденность. И ее следовало отстранить от расследования. Это не является справедливым или беспристрастным следствием.