Джозеф Нокс - Улыбающийся человек

Снова зазвонил телефон; я вернулся в гостиную.

— Проснись и пой, красавчик.

— Привет, Сатти. — Я почти чувствовал, как у него воняет изо рта. — Чем могу помочь?

— Смени свой фирменный кисляк на улыбочку и дуй в больницу.

— Охранник проснулся?

— Увы, да. Надо, чтобы первым делом он увидел твои вечно недовольные голубые глазки. Подержи его за руку, пусти скупую слезу, он и расколется.

— А разве мы не должны передать дело дневной смене? — Мне хотелось знать, насколько прочно мы увязли в этом деле и стоит ли тратить на него силы.

— Официально расследование поручено сержанту Латтимеру.

— Ему, значит, свинью подложили.

— Я пообещал, что ты поможешь с беготней.

— Да ну?

— Дело пойдет мне в зачет, Эйд.

По договоренности между Сатти и Латтимером всю беготню обычно поручали мне. Возражать почему-то не хотелось.

— Что, по-твоему, может знать сторож? — спросил я.

— Может, он ненадолго умер и теперь знает, что там, за чертой? Сам узнавай. Меня больше интересует, что случилось перед тем, как его огрели огнетушителем. Попробуй понять: преступник он или жертва.

— Поеду прямо сейчас.

— И спроси про второго сторожа. Маркуса Кольера.

— Что о нем известно?

— Только адрес, но ты знаешь, как это обычно бывает. От патрульных толку никакого. Ищут, короче.

— Думаешь, он как-то связан с делом?

— Есть одна интересная деталь. Магнитная карта на полу в номере принадлежит ему.

Итак, значит, Маркус Кольер. Дневной сторож. Неужели все так просто? Может, он впустил постороннего в отель до того, как на пост заступил Али. Или карточку у него украли. А может, покойник — он?

— Как бы то ни было, — прервал мои размышления Сатти, — пока я не скажу иначе, под подозрением каждый. И твой дружок в коме тоже. Если по-хорошему не проснется, можешь показать ему свое истинное лицо, но только в крайнем случае.

— Так мы расследуем убийство?

— Только через мой труп. Считай, что это — приятное отвлечение от поджогов мусора. Тщательный анализ фактов, чтобы распрощаться с этим делом и записать его в раскрытые.

Подход Сатти к расследованию дел заключался в том, чтобы пойти по пути наименьшего сопротивления.

— Запишешь в самоубийства? Но нападение на Али означает…

— Ни хрена оно не означает, — бросил Сатти. — Зубоскал его вырубил, а потом порешил себя. Ты раньше не работал над такими делами, Эйдан. Нам нужен результат, а не разгадка. Наша работа — найти то, что хочет начальство, и повсюду раструбить официальную версию.

— Новости какие-нибудь есть? — спросил я как можно небрежнее, безуспешно пытаясь скрыть любопытство в голосе.

Сатти засопел в трубку.

— Сатти?

— Завтра будут результаты вскрытия. Больше пока ничего не слышно. Только то, что Стромер не хочет тебя к делу подпускать.

— Почему?

— Почему муха жрет говно? Она же лесби, мужиков ненавидит. — Он фыркнул. — Наверное, приняла тебя за мужика.

Говорить с Сатти по телефону было все равно что лить отраву в уши, и у меня в голове уже звенело. Я стиснул в руке телефон:

— Вряд ли дело в этом, Сатти…

— Слушай, она так долго с бабами лижется, что у нее яйца отросли. Так что наплюй.

Я сменил тему:

— А ты куда?

— Воскресенье же. До дежурства еще десять часов. Дрыхнуть буду. Введешь потом в курс дела.

Я уже хотел нажать «отбой», потом кое-что вспомнил.

— А ты мне до этого звонил? Минут пять назад?

Сатти присвистнул:

— Надо же, целых два звонка в день! Личный рекорд Эйдана Уэйтса. Может, это Стромер звонила? — Он рассмеялся. — Меняет ориентацию ради тебя? — Сатти повесил трубку, а я принял душ, больше потому, что после этого разговора захотелось помыться.

Я выпил кофе, оделся и собрался ехать в больницу. Закрывая дверь, снова лениво прикинул, кто еще мог мне звонить.

Ослепительный солнечный свет лился с нежно-голубого неба. Прохожие сияли улыбками и золотистым загаром; из-под их ног разбегались пляшущие тени. Я так долго жил без дневного света, что казалось, будто я впервые в жизни иду по городу в прекрасный летний день и никому до меня нет дела. Я шел по улочкам с закопченными краснокирпичными домами, вокруг царила утренняя суета, а я чувствовал себя по-новому, будто проснулся от какого-то сна.

Мокрая от пота рубашка прилипла к телу. В регистратуре больницы Святой Марии меня направили на второй этаж. В коридоре дежурил полицейский, которого прислал сюда Сатти. Он расхаживал взад-вперед и зевал, прикрываясь рукавом. При виде меня вздрогнул и заправил выбившуюся рубашку в брюки.