Меган Миранда - Девушка из Уидоу-Хиллз

— Конечно, просто подстраховать.

Мой коллега подошел к краю кровати. Он бывал в доме много раз, но никогда не заглядывал в спальню.

— Беннетт, я не стану подавать на тебя в суд, если упаду.

Он делано улыбнулся. Азбука больничного протокола: не допустить дальнейших увечий. Вставая, я оперлась о протянутую мне руку, другой он придержал меня за локоть. Так дальше продолжаться не могло.

— Что теперь? — спросил Беннетт, отступив назад и изучая меня с головы до ног. Он сморщил нос, помолодев при этом лет на пять. — Как насчет душа?

Я не переодевалась с прошлой ночи, грязь на пижаме затвердела. Мои странные видения при пробуждении, скорее всего, объяснялись приставшим ко мне запахом страха и адреналина.

— Какой ты деловой, — сказала я, понимая, что тот осматривает меня как медик. Не шатает ли меня, не теряю ли я равновесие? Проверяет мою реакцию, смотрит зрачки. — Может, и пульс мой проверишь?

Теперь он улыбнулся по-настоящему.

— А ты позволишь?

— Нет.

— Я так и думал. Удачи. — Он махнул в сторону ванной. — Швы не намочи, — услышала я, закрывая за собой дверь.

— Знаю! — крикнула я, закатывая глаза.

Конечно, Беннетт не пустил бы меня одну, если бы считал, что мне нужна помощь. Можно положиться на его оценку, на его уверенность в том, что я справлюсь и все образуется. Что опасность миновала.

Так же он обращается с пациентами, побуждая их встать, немного походить, мягко, но уверенно подталкивая их к выздоровлению. Даже если те сопротивляются. Безличная, клиническая доброта.

Мне не терпелось убраться в доме, избавиться от последствий прошлой ночи. Только не при Беннетте. К тому же он бросился бы делать все сам.

Бурая вода из-под ног, листик, застрявший в волосах, — кружась и исчезая в сливе, с меня стекали остатки вчерашней ночи. Ногти я вычистила еще накануне у Рика.

Я натянула спортивные штаны и свободную футболку — поздно прихорашиваться. Из-за открытой двери комнаты до меня не доносилось никаких звуков.

— Беннетт? — позвала я, осторожно шагнув в коридор.

Присутствие в доме моего коллеги угадывалось безошибочно. Наводить порядок Беннетт бросался каждый раз, когда нервничал или не знал, чем заняться. Трудно сказать, что послужило поводом сегодня. Журналы, купленные в «Бакалее», сложены стопкой в хронологическом порядке. Диванные подушки взбиты и симметрично разложены на диване. Я бы не удивилась, если, пока я спала, он помыл окна и протер пыль.

Теперь же мой гость занимался крыльцом. Через приоткрытую дверь я видела, как он, стоя на взятой из кухни табуретке, вкручивает лампочку.

Я хорошо изучила тот образ Беннетта, который он создавал для окружающих, и в какой-то степени даже узнавала себя в том, как он взаимодействовал с окружением, как сознательно подбирал слова и поступки. С ним я чувствовала себя привычно и комфортно.

Когда же в больнице — и в нашем дуэте — появилась Элиза, динамика наших отношений изменилась. Теперь дружба с ним виделась мне как бы со стороны, и я стала замечать то, что раньше от меня скрывалось. Пробиться сквозь оболочку Беннетта удавалось редко. Более открытую Элизу я понимала легче, поэтому с ней тоже можно было расслабиться.

Пока Беннетт сосредоточенно возился на крыльце, я могла наконец побыть одна. Я заглянула во все ящики на кухне. Когда я сюда въехала, Рик дал мне канцелярский нож, чтобы открывать коробки. Мне еще тогда бросилось в глаза пятно голубой краски на рукоятке. Как у детских игрушек — легко заметить, легко найти. Однако ножа не оказалось ни среди прихваток, ни среди рецептов и купонов, ни среди других кухонных принадлежностей.

Закрыв последний ящик, я услышала голос Беннетта:

— Если ты голодная, я прихватил кое-что по дороге. Не знал, будет ли тут что поесть.

На столешнице у холодильника стоял бумажный пакет из «Бакалеи», рядом на салфетке — стакан с недопитым апельсиновым соком.

— В доме полно еды, Беннетт.

Он бросил перегоревшую лампочку в мусорное ведро, достал весь пакет и аккуратно обернул его еще одним. После чего взял второй стакан и налил сок. Лучше меня знал, что нужно. Приятно, когда о тебе заботятся. Обычно все было наоборот: я разыскивала не вернувшуюся домой мать; обшаривала дом в поисках таблеток; пыталась придумать, где мне отсидеться и переждать ее перепады настроения от приступов повышенной заботы до паранойи.

С тех пор как я съехала, каждый телефонный звонок означал, что с ней что-то случилось. Я поняла вдруг, что не могла ее спасти. Никто не мог. Только себе мы в состоянии помочь.