Брижит Обер - ЦиклЭлиза Андриоли. Триллеры. Компиляция. 1-7

— Вы возвращались с уроков? — спросил он. Шарль снова кивнул.

— А где вы учитесь?

— В лицее Святого Иосифа, — небрежно бросил Луи-Мари. — Просто средневековье!

— Не говори глупостей! — оборвал его Шарль. — Ты бы предпочел общаться с этими макаками из Жюль-Ферри?

— Макаки — это кто? — поинтересовался Шиб.

— Все эти дрочилы, жулики и наркоманы. Та еще компания, — неохотно проворчал Шарль.

— Шарль у нас любит порядок, — хмыкнул Луи-Мари. — Он роялист.

— Ну и что? Ты вообще еще не дорос до того, чтобы рассуждать о политике.

«Флорида» свернула на гравийную дорогу, ведущую к дому Андрие.

— Сегодня произошел один несчастный случай, — сказал Шиб.

— Сегодня днем? — переспросил Шарль. — А вы были у нас?

— Что-нибудь с мамой? — встревоженно спросил Луи-Мари.

— Нет. С одним из щенков собаки Осмондов. С Тобиасом. Кто-то его убил.

Шарль пожал плечами— смерть собаки, разумеется, не шла ни в какое сравнение с человеческой.

— Выяснили, кто это сделал? — спросил он.

— Нет. Труп нашли в тачке, под свертком полиэтилена.

— А как его убили? — спросил Луи-Мари, по-прежнему покусывая губы.

— Секатором, — коротко ответил Шиб, не желая вдаваться в детали.

— Черт! — процедил сквозь зубы Луи-Мари. — Он был симпатичный, этот Тобиас.

— Клотильда хотела подарить его Элилу, — прошептал Шарль, побледнев. — Хотела сделать ей сюрприз на день рождения, через месяц.

— Заткнись! — прошипел Луи-Мари. — Не говори таких вещей!

—Бедный Лулу, да ты совсем спятил!

— Заткнись, я тебе сказал! — завопил Луи-Мари, обрушивая на голову Шарля свой рюкзак. Тот резко обернулся, собираясь отвесить брату затрещину.

— Только не здесь! — прикрикнул Шиб. — Кстати, мы уже приехали.

Он затормозил перед въездными воротами. Мальчишки вышли, обмениваясь злобными взглядами.

— Пока, спасибо, — бросил Шарль, пытаясь пнуть Луи-Мари ногой, но тот увернулся.

— Пока, Шарль, пока, Лулу! — прокричал Шиб, резко нажимая на газ.

Мелкий гравий, взметнувшись смерчем из-под колес, хлестнул по крылу машины, и Шиб победно улыбнулся, радуясь, что разозлил двух сопляков.

Дождь шел всю ночь — тяжелый и неотвязный, как мигрень, Шиб оставил «Флориду» напротив калитки, ведущей в усадьбу со стороны шоссе, пробежал перелеском, спотыкаясь о корни сосен и оскальзываясь на мокрых листьях. Он опасался, как бы собаки Осмондов не залаяли, но, очевидно, из-за дождя и смерти Тобиаса их оставили на ночь в доме. Зеленовато-голубая вода в бассейне, изрешеченная дождевыми каплями, сверкала, словно маяк— последняя надежда потерпевших кораблекрушение. Тяжело дыша, он двинулся вдоль дома, почти уверенный, что вот-вот наткнется на Коста с ружьем в руках или на сонную Аннабель в пижаме, которая, увидев его, завопит во всю мощь своих голосовых связок.

Дождь струился по стенам часовни, шуршал по гравию, мерно постукивал по толевой крыше садового сарайчика, заглушая осторожные шаги Шиба. По водосточному желобу он вскарабкался на второй этаж. Спальня Бланш была погружена в темноту. Окно было приоткрыто. Он проник внутрь. Если Бланш не отключила сигнализацию, сейчас раздастся звон по всему дому, а через несколько минут примчится охрана, подумал Шиб, ощупью пробираясь по комнате, в которой слабо пахло лекарствами. Эфир? Да, чувствовался запах эфира. Неужели она надышалась? Наконец Шиб добрался до широкой двуспальной кровати и ощутил под своей рукой обнаженное бедро Бланш.

— Ты холодный, — сказала она. — Холодный и мокрый.

— Там дождь идет.

Он сел рядом с ней и погладил ее лоб, потом щеку. Только теперь он почувствовал, что и в самом деле весь вымок, и вздрогнул. Внезапно Бланш притянула его к себе и уложила рядом на кровать.

— Ты отключила сигнализацию? — спросил Шиб.

Она ничего не ответила и уткнулась лицом ему в шею.

Больше они не разговаривали.

Дождь шел всю ночь. Шиб уехал на рассвете. Его одежда все еще была противно влажной. Он скользнул в машину, как вор, и поехал вдоль пустынного шоссе. Не было никакого желания возвращаться домой. Шиб заехал в ночной бар возле порта, заказал кофе, купил газету и прочитал ее, сидя в углу у окна, слушая грохот портовых грузовиков и пронзительные крики чаек.

Дождь шел всю ночь, словно небо мочилось кровью или исходило слезами самое сердце сумерек.

Наутро солнце ярко блестело в небе, чьи раны были промыты дождем, а груды облаков переместились к горам, укрыв их тяжелой мрачной мантией.