Звонит телефон. Иветта, бормоча себе под нос проклятия, поднимается с места. Диктор рассказывает уже о парусных гонках в Средиземном море.
— Алло? Ах, это вы, Жан. Добрый вечер. Да, это ужасно, не правда ли? Мы обе страшно взволнованы. Нет, что вы, не беспокойтесь. Спасибо, очень мило с вашей стороны… Да, конечно — завтра, как и договаривались. Хуже всего то, что мы сами там были, возле торгового центра… Да, и представьте себе: Виржини играла с этим самым малышом как раз перед тем, как он пропал!.. Да…
Довольно трудно одновременно слушать разговор Иветты с Жаном Гийомом и новости. Опять звонок — на сей раз во входную дверь. Определенно, это уже слишком. Иветта извиняется, вешает трубку и бежит открывать.
— Мадемуазель Андриоли дома?
Иссэр! Должно быть, бросив все, примчался из Парижа.
— Проходите. Мы как раз ужинаем.
— Простите, что помешал. Приятного аппетита. Добрый вечер, мадемуазель.
Я приподнимаю палец.
— Я вернулся сразу же, как только узнал о том, что здесь произошло. Если позволите, я хотел бы поговорить с мадемуазель Андриоли наедине.
Алле-гоп! Он тут же выкатывает меня в вестибюль: чувствую запах мастики, с помощью которой Иветта утречком надраивала здесь пол; и — с места в карьер — произносит:
— Странное совпадение, не так ли? Я имею в виду тот факт, что вы с малышкой Виржини оказались практически на месте преступления. А известно ли вам, что подобные цепочки совпадений мне совсем не нравятся? Что же до Матье Гольбера, то на сей раз убийца вскрыл своей жертве грудную клетку и вырезал сердце. Уже после того, как ребенок умер, разумеется.
Разумеется. Интересно: вырвет меня сейчас или нет?
— Тело лежало между двумя машинами. Чтобы орудовать вот так: среди бела дня, на достаточно оживленной автостоянке, убийца должен обладать изрядной долей легкомыслия — либо он просто был в бессознательном состоянии; правда, если присесть на корточки между машинами, то в видеокамеры не попадешь — я сам это проверил… Маловероятно, чтобы преступник скрылся бегом с места убийства, засунув сердце жертвы себе в карман. Знаете, что я по этому поводу думаю? Что он и приехал, и уехал на машине. А с автоматическими стоянками у нас вечная беда: тамошний служащий, как правило, почти не обращает внимания ни на водителей, ни на сами машины; однако раз на раз не приходится. Как видите, я с вами совершенно откровенен. Виржини что-нибудь известно?
Мне просто дурно уже от этого типа. Говорит с бешеной скоростью, единым духом обрушивает на меня целую кучу информации — да он буквально оглушил меня. Известно ли что-нибудь Виржини? Понятия не имею. Однако — так, на всякий случай — приподнимаю палец.
— Она видела, как кто-то уводил Матье?
Приподнимаю палец, но только наполовину. То бишь — в полусогнутом виде.
— Она видела кого-то из знакомых ей людей?
Я приподнимаю палец.
— Кого именно? Вы знаете этого человека?
Палец мой остается недвижим. Я вздыхаю.
— Любое преступление имеет вполне определенный мотив. Будьте внимательны: ни о каком разумном мотиве, доступном нашему сознанию, в данном случае и речи быть не может. Нет, тут кроется некий мотив сугубо личного характера. К примеру, убийца решил собрать коллекцию ушей. Или же непременно отправлять на тот свет любого субъекта ростом метр восемьдесят два, обутого в желтые мокасины. Или — как тот, всем известный английский преступник — душить своих любовников, когда они уснут, чтобы потом смотреть телевизор, лежа рядом с трупом. Вы понимаете, что я имею в виду? Если мы примемся искать убийцу, исходя из того, что им движет некий «разумный» мотив, мы пустимся по ложному следу. Но если мы вообразим, что он действует наугад — просто из удовольствия кого-нибудь убить, — это тоже будет грубой ошибкой. Ибо если бы в его действиях отсутствовала всякая логика, то жертвы у нас были бы совсем разными. Такое встречается крайне редко. В девяносто девяти процентах случаев убийца-психопат уничтожает людей одного и того же типа. Он упорно преследует лишь ему известную цель и чувствует себя удовлетворенным, лишь убивая людей вполне определенного типа, причем одним и тем же способом. Однако я, должно быть, основательно поднадоел вам своими речами. Вообще-то я направлялся к Фанстанам, а к вам завернул так, на всякий случай. С вами всегда очень приятно побеседовать. Ну что ж, мне пора, милая мадемуазель Андриоли. И прошу вас: постарайтесь поменьше переутомляться; по-моему, последнее время ваша жизнь приобрела уж слишком бурный характер.
Читать дальше