Донато Карризи - Дом голосов

Невидимая рука закрывает мне рот. Я умираю.

Ханна вышла из транса внезапно, приподнялась на качалке и широко распахнула глаза. Но все еще задыхалась.

— …четыре, три… — Пьетро Джербер считал быстро, чтобы помочь ей восстановить связь с реальностью. — …два, один: дышите, — призывал он. — Не бойтесь: дышите.

Она была напряжена, крепко вцепилась в подлокотники. Дышала прерывисто.

— Вы больше не в сундуке, это прошло, — уговаривал гипнотизер, беря ее за руку.

Джербер настолько вовлечен в ее рассказ, что сам не уверен, что находится у себя в кабинете. Ему слышался звон колокольчика, спрятанного в кармане. Он испытывал тот же ужас, что и Ханна Холл. И снова прикоснулся к ней . Но виной всему паника, сказал он себе. А еще мысль о сыне, который спал с этой проклятой красной ленточкой на щиколотке.

Наконец женщину удалось убедить: она вернулась в реальность, ее окружавшую, задышала ровно.

— Так, молодец, — подбодрил ее доктор, заодно высвобождая руку.

Ханна оглядывалась вокруг, все еще не доверяя своим чувствам.

Джербер направился к книжному шкафу. Открыл его, взял бутылку воды, налил немного в стакан, отнес пациентке, отметив, что сам весь дрожит. Нужно успокоиться, сказал он себе. Не ровен час, Ханна заметит.

— Я умерла, — твердила вне себя Ханна, не сводя с него полных ужаса глаз. — Умерла.

— Ничего подобного.

— Как вы можете это знать? — чуть ли не взмолилась она.

Психолог вернулся к своему креслу. «Если бы вы умерли, вас бы тут не было», — пришел ему в голову ответ, самый очевидный, но и наименее подходящий: перед ним женщина, страдающая тяжелой формой паранойи, этого не следует забывать. Ссылка на очевидность не поколеблет убеждения того, кто живет, опутанный коконом разнообразных страхов.

— Я подавила память о ферме Штрёмов.

— Мне жаль, что воспоминание всплыло так внезапно, а главное, что пробуждение от гипноза оказалось травматическим.

Однако Ханна мгновенно оправилась от шока. Выражение лица изменилось, стало по-прежнему непроницаемым. Сунув руку в сумку, она как ни в чем не бывало вытащила зажигалку и «Винни».

Джербер поразился такой внезапной перемене. Будто бы две разных личности обитали в одном и том же человеке.

— Они могли меня слышать…

— Кто, чужие?

— Мои родители… Стоя над ямой, они прекрасно слышали звон колокольчика, сами сразу в этом признались. Но не стали тотчас же меня откапывать. — Ханна глубоко затянулась, изучая реакцию Джербера. — Знали, что я потеряла сознание, но их целью было выяснить, сколько времени я смогу выдержать под землей. Колокольчик служил для того, чтобы я поверила, будто могу позвать на помощь, а на самом деле то был всего лишь способ утихомирить меня.

— По-вашему, они поступали правильно?

— Чужие так и не пришли на ферму Штрёмов, а летом мы покинули те места.

— Я не об этом спросил… — стоял на своем психолог.

Ханна задумалась.

— Задача родителей — защищать своих детей. Сундук был лучшим укрытием, какое они могли придумать: чужие не должны были найти меня. Любой ценой мои родители должны были это предотвратить… Ведь я была «особая девочка», — горестно улыбнулась Ханна.

— В чем, по-вашему, заключалась ваша особенность?

Ханна не стала отвечать. Стряхнула пепел в пластилиновую пепельницу и посмотрела на часы.

— Скоро придут другие ваши пациенты, мне, наверное, лучше уйти.

Джерберу нечего было возразить. Тут он увидел, как женщина поднимает с пола пакет с подарком, который утром принесла с собой.

— Я купила это для вашего сына.

Только теперь психолог догадался, что в пеструю бумагу была завернута книга.

— Я не могу это принять, — сказал он как можно мягче, стараясь не выглядеть невежей.

Ханна, по-видимому, огорчилась.

— Я не хотела вас обидеть.

— Я не обиделся.

— Не думала, что это неправильно.

— Не то чтобы неправильно: неуместно.

Ханна задумалась на мгновение, словно пытаясь уловить некий ускользающий от нее смысл.

— Пожалуйста, не заставляйте меня возвращаться с этим в гостиницу, — настаивала она, вновь протягивая ему пакет.

Ты вошла без спроса в кабинет моего отца. Ты приблизилась к моей семье. Не знаю как, но ты прикрепила колокольчик к щиколотке моего сына. Я не позволю тебе и дальше вторгаться в мою жизнь.

— Это не идет на пользу лечению, — объяснил он. — Необходимо, чтобы между нами всегда существовала безопасная дистанция.

— Безопасная для кого? — спросила женщина.