Себастьян Фитцек - Осколок

Водитель «вольво» высадил ее и поехал на подземную парковку кварталом дальше, над въездом в которую светилось табло, информируя, что имеется триста семнадцать свободных парковочных мест. Сандра ждала у светофора. На ней было бежевое зимнее пальто с искусственным меховым воротником, и она упиралась руками в бока, как будто у нее болела поясница.

Или живот был слишком тяжелым.

Марк направился к ней и, когда преодолел полквартала, увидел, как на электронном табло подземного гаража число сменилось на триста шестнадцать.

«Что она здесь делает? И кто ее сюда привез? Неужели Константин?»

На светофоре загорелся зеленый свет для пешеходов, и Сандра зашагала через дорогу. Она не торопилась и на ходу искала что-то в своей слишком большой сумке. Ее волосы колыхались при каждом шаге, и Марку казалось, что он чувствует запах ее шампуня, хотя между ними оставалось еще как минимум пятьдесят метров.

— Сандра, — позвал он, но лишь два подростка, вышедшие из магазина сотовой связи, посмотрели в его сторону и сделали несколько насмешливых комментариев. Он прижал руку к ноющему боку, не в состоянии идти дальше, попытался отдышаться, и тут понял, куда направлялась Сандра.

Она идет за покупками. Конечно. Ведь роды совсем скоро.

Витрина детского бутика на противоположной стороне дороги уже была по-зимнему украшена. Снежная пушка распыляла жирные искусственные хлопья над выставленными манежами и детскими колясками, а перед входом огромный снеговик в розовых ползунках привлекал покупателей. Сандра замедлила шаг и была теперь совсем близко. Марк протянул руку, хотел коснуться ее волос, провести пальцами по бугорку на затылке, который он всегда массировал, когда у нее была мигрень. Он хотел прижать ее к себе и заглянуть в глаза, в которых найдет ответы на все свои вопросы. Но в итоге он лишь постучал ее по плечу и окликнул по имени. Громче, чем собирался, хриплым чужим голосом:

— Сандра!

Она обернулась. В первый момент еще пыталась совладать с собой. Не знала, что лучше — улыбка или приветствие. Но испуг одержал верх, уголки ее губ дернулись, и Марк буквально услышал ее мысли.

«Чего он от меня хочет?»

Она отступила на шаг и открыла рот, но и в итоге первое предложение произнес Марк:

— Извиняюсь, извиняюсь.

Он поднял руки.

Женщина, которая не имела ни малейшего сходства с Сандрой, лишь испуганно помотала головой.

— Нет, я не… — запнулся Марк и указал на сумку, которую прижимала к себе слишком старая и слишком ярко накрашенная блондинка. — Я обознался, мне очень жаль.

И остался стоять.

Она попятилась и, лишь оказавшись на безопасном расстоянии от незнакомца, развернулась. Марк уставился ей вслед, еще раз извинился, когда она в последний раз взглянула на него через плечо, одарив взглядом, которым обычно смотрела на попрошаек и бездомных. Не обращая внимания, прошла мимо детского бутика и смешалась с группой японских туристов, которые как раз выходили из автобуса на Фридрихштрассе.

— Очень жаль, — прошептал Марк в направлении, в котором исчезла незнакомка, как выпавшее из памяти имя.

Очень жаль.

Он посмотрел вниз, заметил, что стоит в луже из растаявшего снега, взглянул на свои мокрые дрожащие пальцы, которые больше не слушались его. Марк ощутил недостаток сахара в крови, но голода не чувствовал. Он был до смерти уставшим, но одновременно возбужденным, как после чашки кофе на голодный желудок. И ему хотелось плакать. О своей жене, о своей жизни, о самом себе, но вентиль не открывался.

«Я теряю рассудок». Он впервые сформулировал эту мысль как утверждение, а не как вопрос. Затем зажмурился, закрыл лицо руками, и ему было абсолютно все равно, что думали прохожие, натыкавшиеся на него.

Возможно, их и не было вовсе? Возможно, он не стоял с закрытыми глазами на тротуаре и не слышал какофонию большого города?

«Может, я лежу в кровати в какой-то клинике? И рядом со мной стоит не паркомат, а капельница; на мне не джинсы, а катетер, и шум уличного движения — просто звуки аппарата искусственного дыхания?»

Марк боялся открывать глаза. Он опасался самого худшего — правды, которая разоблачит его жизнь как ложь. Наконец он пересилил себя и запрокинул голову, как ребенок, который пытается поймать языком снежинку. Благодаря этому первый шок был не таким сильным, потому что облака на сером небе отвлекли его сначала от строительных лесов. Но потом заколыхался брезентовый навес, который ветер прижимал к зданию.