Чарльз Гилфорд - Страх

Сантину пришлось согласиться.

— Я рассердился, — сказал он. — Но не это главное. Вы ехали по моей стороне дороги.

Юноша повернулся к девушке.

— Арлена, разве я ехал не по своей стороне?

Девушка хихикнула. По крайней мере, так ему показалось.

— Откуда мне знать? Мы ведь…

Она не закончила предложение, но Сантин все понял. Они целовались, или обжимались, или как там еще это называет нынешняя молодежь. Поэтому юноша и не переключил свет фар. Править он тоже не мог. А теперь он, Сантин, почему-то должен расплачиваться за полученное ими удовольствие.

Только сейчас он наконец разозлился. Это было странное чувство. Им овладела холодная ярость, не затрагивающая его нутра, как бы отделенная от него самого. Потому что по большому счету то, что случилось, больше не занимало его. Для него счеты с жизнью кончены.

Но Сантин почувствовал удовлетворение. И заговорил мстительно и уверенно:

— Вы сами знаете, что ехали по моей стороне. Так что виноваты вы.

Парень услышал его слова, но так и не отвел от девушки глаз.

— Что мне будет? Что сделают со мной в полиции? Что будет?

— Откуда мне знать! — огрызнулась девушка. Прежнего спокойствия как не бывало. Видно, первоначальный шок проходил. Теперь страх подобрался и к ней.

— Ну и что, что я ехал не по той стороне дороги! Все равно авария произошла случайно. Я не собирался наезжать на его машину. Я не хотел его убивать…

— Конечно.

— Ты же читала в газетах про такие случаи. Водителю почти ничего не грозит. Ну, наложат штраф. Так отец заплатит. А если даже тюрьма, то ведь ненадолго, да, Арлена? Как ты думаешь, на сколько меня осудят? Дней на тридцать?

— Может, на шестьдесят. Да и то вряд ли.

Сантин слышал их разговор. И злился сильнее и сильнее. А может, и на все девяносто, мог бы возразить он. Да еще страховая компания будет вынуждена платить страховку. Но убийца отделается легким испугом. Девяносто дней за убийство — о чем тут еще говорить.

— Важно одно, — сказал юноша.

— Что?

— Что?

— Нужно, чтобы признали, что это несчастный случай. Пусть даже по моей вине. Я хоть и виноват, но не слишком сильно. Важно, чтобы этот тип не проговорился.

— О чем не проговорился?

— О том, кто переключил фары, а кто нет. И кто по какой стороне ехал. Но если он умрет, то не проболтается.

В голосе девушки прозвучала странная нотка, как будто до нее наконец дошло что к чему.

— Значит, он должен умереть. Ты меня понимаешь, Арлена?

— Он говорит, что умирает.

— Да, говорит, но он-то не знает наверняка. И мы тоже не знаем. А вдруг нет? — Голос юноши взлетел вверх.

Сантин увидел, как девушка схватила парнишку за руку и заглянула в глаза. От страха она едва стояла на ногах.

— И еще вот что, — юноша говорил быстро, сминая концы фраз. — Мне отец рассказывал про страховку. Компании приходится платить за увечье больше, чем за смерть. Искалеченному выплачивают бешеные деньги. Я не знаю, хватит ли на это нашей страховки. Если он не умрет и останется калекой, нам это может влететь в такую сумму, что от страховки ничего не останется. Да еще и ее окажется мало. Отец меня убьет!

— Но ведь он скоро умрет?! — сипло сказала девушка.

Да, теперь и она боится, боится смертельно.

— С чего ты взяла? Откуда нам знать?

Сантин больше не чувствовал боли. Только ярость.　 Они не предложили ему помочь. Им нужна его смерть. Чудовищные эгоисты! Думают только о себе. И так жестоки, что не стесняются рассуждать об этом при нем.

Вдруг парень встал на колени рядом с Сантином и посветил фонариком в лицо. Сантин зажмурился от яркого света, но успел его разглядеть. Неоперившийся юнец. Такой же юный, как девушка. Но нет в нем того спокойствия, какое было в ней еще несколько минут назад. В глазах панический страх. И тоже ранен. Левую сторону головы уродует длинная ссадина, волосы слиплись от крови.

— Как вы себя чувствуете, мистер? — спросил он.

Сантин не стал отвечать. Он не доставит им удовольствия. Не скажет про то, что боль все чаще и чаще накатывает на него и все дольше не отпускает. Не скажет, что вкрадчивый шепоток смерти настойчиво уговаривает его больше не цепляться за жизнь.

В глазах юнца страх и — отчаяние. Луч фонарика продолжал рыскать по лицу, по телу Сантина, вверх — вниз, вверх — вниз. Наконец парень встал.

— Что-то не видно ни его ран, ни что он скоро умрет, — сказал он девушке.

Конечно, не видно, подумал Сантин. Самые страшные раны у него внутри. У него там смерть. Но он им об этом не скажет. Пускай попотеют. И может, он еще будет жив, когда сюда прибудут люди.