Андерс Рослунд - Именинница

Уже не помню, когда в моей голове впервые появились эти картины. Или они всегда были там?

Первое время — разрозненные фрагменты, кусочки пазла, который сложился, когда я была совсем маленькой, вскоре после того, как у меня появились новый дом и новая семья. Остальные фрагменты проявлялись время от времени, нередко в такие минуты, когда я совсем не была к этому готова. Картинки множились, дополнялись. Обретали краски, даже звуки и запахи. И я начала их понимать.

Девушка напротив продолжает задавать вопросы. Она хочет общаться, но я не хочу.

Потому что все равно ничего не получится. Сейчас, когда за окном проплывают албанские ландшафты, — так непохожие на леса вокруг Сёдерчёпинга, — фрагменты в голове достигают невыносимой яркости. Как будто рвутся наружу. А может, наоборот, я сама скоро в них ворвусь, стану их частью? Так или иначе, теперь я отчетливо все помню.

Голоса и запахи вполне соответствуют тому, что я вижу, хотя это и происходит совсем в другом месте. В квартире — да, именно так… Папа задувает свечи на моем торте — пять штук, красно-синих. Потом вдруг берет меня за руку, резким, решительным движением. Он торопится, как будто знает, что должно произойти. Прячет меня в прихожей, в маленьком шкафчике, который висит высоко на стене. В общем, это обычный гардероб, с полотенцами, наволочками и тому подобными вещами, и папа успевает закрыть его, прежде чем они врываются в дверь.

Их пятеро — столько же, сколько свечей на моем торте. Я никогда не видела их раньше. Это от них папа меня спрятал. Но дверца осталась приоткрытой, поэтому я слышу, даже вижу, как один из мужчин включил телевизор на всю громкость. А Элиот залез под кровать.

Папа не может ответить на вопросы, которые задают ему мужчины, и тогда они говорят, что накажут его за это. Папа и мама пытаются им помешать, но мужчины все равно входят в комнату Элиота, вытаскивают его из-под кровати и стреляют ему в голову. Странные выстрелы, их почти не слышно. Потом они сидят с папой и мамой на кухне. Я почти не слышу, что говорит папа, зато хорошо разбираю слова мужчин. Они загадывают папе за- гадку.

— Представь себе, что сидишь в лодке, которая вот-вот должна утонуть. Вокруг бесконечное море, и рядом с тобой жена и дочь, та самая, которая прячется под кроватью в своей комнате, мы ее видели.

Тут папа вскакивает, бросается в комнату Юлии. Но мужчины хватают его, возвращают на кухню и силой усаживают на стул, потому что загадка еще не разгадана.

— О’кей, продолжаем. Итак, вы трое сидите в надувной лодке, которая потонет, если все вы в ней останетесь. Но, — в этом-то и состоит суть загадки, — если останутся только двое из вас, вы выживете. И именно тебе предстоит решить, кто из них двоих спасется, жена или дочь?

Мужчины ждут, что ответит папа. Показывают пистолет, которым застрелили Элиота, машут им перед папиным лицом. Наконец папа отвечает, — тихо-тихо, почти шепотом:

— Я выберу их обеих, спрыгну в море сам.

Мужчины качают головами и громко смеются.

— Нет — так нельзя… Ты должен выбрать кого-то из них. Ты останешься в лодке обязательно.

Они снова машут пистолетом, тычут дулом в лицо маме, почти бьют, потому что у мамы на лбу появляется струйка крови. И тогда папа отвечает, — беззвучно, так что я скорее угадываю его слова по движению губ:

— Тогда я выбираю дочь. Пусть лучше моя жена спрыгнет, чтобы наш ребенок…

— Ответ неверный.

Мужчина, который загадывал папе загадку, встает со стула и идет в комнату Юлии. Я не вижу, как он стреляет, потому что дверца шкафа приоткрыта в другую сторону. Но я слышу, как Юлия кричит, а потом все стихает. Мужчина возвращается на кухню и продолжает раз- говор.

— Ответ неверный. Ребенок — это ребенок. С такой красивой женой ты сможешь сделать еще нескольких.

— А куда ты едешь в Шкодере?

Это девушка напротив, которая хочет поупражняться в английском. Я улыбаюсь. Она милая, но я качаю го- ловой:

— Это личное.

— Ты выглядишь такой задумчивой.

— Любуюсь пейзажами за окном, они такие красивые.

Я отворачиваюсь к окну, показывая тем самым, что не желаю продолжать разговор.

Прошлое меня не отпускает. Одна картина сменяет другую. Они так и мелькают в голове, словно стремятся из нее вырваться.

И вот я вижу пятерых мужчин за кухонным столом и папу с ними. Они больше не играют в загадки. Теперь мужчины спрашивают папу, где он прячет что-то, я не могу понять, что именно. Папа опять молчит, и тогда они говорят ему, что Элиота больше нет, и Юлии больше нет, и, возможно, мамы тоже скоро не будет. Папа плачет.