Андерс Рослунд - Именинница

Женщина указала в сторону одной из детских комнат.

Тогда, во всяком случае, здесь была детская.

— Это комната для гостей, — пояснила хозяйка. — Когда-то здесь жил ребенок — мы поняли это сразу, как только въехали. Мы думали… С тех пор прошло шестнадцать с половиной лет, и мы тоже хотели устроить здесь детскую, но вот…

Гренс поймал ее взгляд — женщины, оплакивающей так и не родившегося ребенка. Он знал, что это такое. Слишком часто жизнь перечеркивает наши планы.

— Вот здесь, комиссар. Единственное место, которое… За стулом, видите? Там он немного разобрал пол.

На этом месте стояла кровать, на которой лежала, отвернув лицо в сторону, старшая девочка. Теперь здесь было раскладное кресло в голубую и белую полоску. Гренс подавил в себе желание присесть, продолжить прерванный отдых на вельветовом диване.

— Вот, видите?

Она оттолкнула кресло и маленький журнальный столик. Отогнула край тканого ковра.

Эверт Гренс сразу выпрямился, потом опустился на одно колено. Морщась от боли в ноге, плашмя лег на отполированный деревянный пол. Одна из досок разрезана на три части. Острые сколы. Ниже квадратное углубление, — в бетонном полу, который кому-то служит потолком.

Комиссар измерил углубление пальцами — примерно четыре на четыре сантиметра.

Тайник, из которого вынули содержимое.

То, что пролежало в нем семнадцать лет.

Чертова жара.

Эверт Гренс толкнул дверь самого красивого из когда-либо виденных им подъездов и словно проскользнул в уплотнившийся от жары воздух, который ощущался на коже склизкой влагой. Тут верные двадцать восемь градусов, если не выше. Комиссар снял пиджак, расстегнул воротник рубашки и медленно побрел по вымершей Далагатан.

Однажды он уже шел этой дорогой — тогда, с ребенком на руках.

Гренс погрузился в воспоминания. Сглотнул, ощущая, что горло пересохло. Он смотрел на квадрат четыре на четыре сантиметра, который не заметили ни он, ни криминалисты, работавшие на месте преступления. И вот теперь эта самая коробочка вжалась ему в живот, заставляя в полной мере ощутить пустоту, в которой так долго лежало нечто, чего больше там нет.

В тот раз было прохладнее — поздняя осень, и на Эверте был другой серый пиджак. Буквально через пару шагов девочка склонила голову к его плечу и прикрыла глаза. Их сопровождала патрульная машина, которую вел один из вызванных на место преступления ассистентов. Где-то возле Васапарка парень подъехал ближе, остановился и пригласил комиссара сесть. Эверт пробормотал что-то невнятное и пошел дальше — Оденгатан, Санкт-Эрикгатан, Флемминггатан. Пятилетняя малышка дремала, доверившись ему, — так, по крайней мере, понимал это Гренс. Ему казалось, что именно так оно и должно выглядеть — доверие.

В тот день, как и сегодня, он вошел в участок со стороны Кунгсхольсгатан, и женщина в стеклянной вахтерской будке приветливо кивнула комиссару, который так часто засиживался в кабинете, когда в остальном здании давно уже не горел свет. Гренс привык ночевать под тонким пледом на вельветовом диване, избегая лишний раз переступать порог квартиры на Свеавеген, которую арендовал через подставное лицо.

Чашка черного кофе из автомата, втиснутого между старым факсом и новой копировальной машиной. Еще семь шагов — и он в своей комнате. Привычным движением включает музыку — Сив Мильмквист, «Тонкие кусочки», альбом «Оригинальные песни», 1960.

Он долго ерзал за письменным столом, нащупывая более-менее удобное положение. А потом так же долго не мог устроиться на диване и крутился с боку на бок.

И во всем виновата жара.

Или это Гренс лежит в пустой коробочке четыре на четыре сантиметра?

Он быстро поднялся, вышел из комнаты в коридор.

В воздухе завеса пыли — плотнее обычного.

Гренс нацедил в пластиковую чашку кофе — черного, как всегда, — и направился к лифту, мимо ее кабинета.

— Эверт?

— У меня нет времени.

Он не остановился.

Но Марианна бежала, окликнула Гренса, пока тот искал глазами красную кнопку со стрелочкой вверх.

— У меня тоже.

Она приблизилась.

— И все-таки я хотела бы знать.

— Ты обо всем узнаешь, но позже. Ты и Свен.

— Взлом, да? И ничего не пропало? Но я ведь вижу, как ты…

— Марианна Хермансон…

— Да?

— Позже, наберись терпения.

Он снова повернулся к лифту, который уже подъехал.

— Это те четыре убийства, да?

Она не сдавалась. Эверт вошел в лифт.

— Та же квартира и тот же следователь. Я же вижу, как ты… Разволновался. Я не могу подобрать другого слова.