Андерс Рослунд - Именинница

Доктор, мужчина за пятьдесят, который в другие дни работал совсем в другой больнице, уже поджидал в условленном месте — на краю парка Лилльянскуген, как можно дальше от главного входа. Мужчины обменялись рукопожатиями, — не без некоторой настороженности, поскольку видели друг друга впервые. Бок о бок по массивной каменной лестнице поднялись в отделение, называемое фониатрической клиникой в Эстермальме, где им предстояло провести наедине ближайшие несколько часов.

Просторный кабинет, куда доктор привел Пита, был разделен на две секции. В первой, меблированной под обычный офис, стоял стол со стулом и двумя выключенными компьютерами. Во второй, где бил в глаза холодный, яркий свет, оказалась маленькая операционная, со столом на колесиках и чем-то похожим на стоматологическое кресло.

Доктор включил один из компьютеров, установил на столе микрофон на штативе и выкатил из гардеробной еще один стул.

— Присаживайтесь, прошу. Для начала нам нужно хоть немного познакомиться.

Безымянные — это про них.

На белом докторском халате отсутствовал бейдж, у пациента не было больничной карты.

— Мне уже сообщили, что вы спешите и что готовы заплатить за срочность и анонимность.

Пит Хоффман запустил руку в карман брюк, где обычно носил «чертов мобильник», и вытащил увесистую пачку купюр.

— Пересчитайте.

— И не подумаю, — махнул рукой доктор. — Доверие — вот что нам нужно в первую очередь, если его между нами еще нет. Или как вы считаете?

Хоффман положил деньги на стол рядом с микрофоном.

Двести тысяч крон в изрядно потрепанных долларовых купюрах. Когда-то он носил их в сумке, которую взял с собой в адскую командировку к соленому морю, омывающему берега Северной Африки. Разумеется, эта пачка не была там единственной. Всей суммы его семье с головой хватило бы на много лет.

Но доктор медлил принимать деньги, и тогда Пит Хоффман перегнулся через стол и вложил пачку в его руку.

— Это то, за чем вы сюда пришли. Теперь я хочу получить то, за чем пришел я.

У доктора на носу были очки как будто совсем без дужек. Он был вынужден придержать их пальцем, когда помещал купюры в потертый портфель, прислоненный к блестящему столу на колесах.

— В таком случае я хотел бы услышать от вас несколько слов.

Доктор кивнул на микрофон. Это в него должен был говорить Хоффман.

— Каких слов?

— Любых. Мне нужно как минимум двадцать секунд.

Пит Хоффман склонился над микрофоном, а доктор кликнул на картинку на мониторе. Она выглядела как обычная сеточная диаграмма. Шкала в левом верхнем углу показывала громкость в децибелах, в нижнем — высоту голоса, в герцах.

— Говорите, что вздумается, — еще раз пояснил доктор. — Для меня важно только, как это звучит.

Пит Хоффман молчал. Наверное, со стороны это выглядело смешно, но в голову и в самом деле не шло ни единой фразы. Что, собственно, должен говорить человек, открестившийся от собственного прошлого, не желающий быть узнанным теми, кто может его услышать?

— Когда начнете, я буду записывать. Прошу…

— Фонетограмма.

Пит поднял глаза на доктора. Тот кивнул, призывая продолжать.

— Переезд. Лицо. Детонатор. Глушилка. Позиция. Криптокод. Фонетограмма. Переезд. Лицо…

Конец последнего слова Хоффман проглотил.

— Достаточно?

На мониторе проступил мерцающий узор. Это выглядело, как географическая карта, — множество точек, соединенных линией, ограничивающей территорию страны или остров в размеченном на квадраты море.

— Что вы такое говорите? Я выслушал множество начиток, поверьте, и не припомню ничего подобного.

— Это кроссворд, который я разгадывал сегодня утром. Вы же велели говорить, что вздумается.

— Я помню, — кивнул доктор, — но, к сожалению, этого недостаточно. Нужно, чтобы вы говорили нечто… более привычное, что ли. Лучше цельными предложениями, чтобы я мог уловить базовый тон. Можете, к примеру, рассказать мне какую-нибудь историю, описать свой дом, детей, если таковые есть. Что-нибудь повседневное, обычное.

И Пит Хоффман сделал это. Он провел доктора по дому, по которому начинал скучать, стоило переступить порог. Только изменил имена и переврал кое-какие факты.

— Отлично, отлично… — подбадривал доктор. — Значит, две дочери?

— Две дочери и новорожденный сын.

Очертания острова на мониторе менялись.

— Отлично, — подытожил доктор. — Теперь у нас есть с чем сравнивать. У вас очень низкий голос, и вы, конечно, это знаете. Это я на всякий случай предупреждаю. Некоторые пациенты не представляют, как звучит их голос со стороны, поэтому потом не видят изменений.