Стивен Кинг: Гвенди и её шкатулка

— Это моргановский серебряный доллар, — поясняет Феррис тоном лектора. — Почти пол-унции чистого серебра. Создан мистером Джорджем Морганом, который в возрасте тридцати лет выгравировал портрет Анны Уиллес Уильямс, матроны из Филадельфии, на так называемой решке. А с обратной стороны — американский орёл.

— Какой красивый, — выдыхает Гвенди и — с большой неохотой — протягивает ему монету.

Феррис качает головой, скрестив руки на груди.

— Она не моя, Гвенди. Это твоё. Всё, что исходит из этой шкатулки, — твоё, и монеты, и шоколад. Потому что шкатулка — твоя. В настоящее время нумизматы оценивают этот моргановский доллар примерно в семь сотен, кстати говоря.

— Я… Я не могу его взять, — говорит она. Её голос даже ей самой кажется далёким. Она чувствует (как тогда, два месяца назад, когда только начала бегать по Лестнице самоубийц), что вот-вот потеряет сознание. — Я ничем его не заслужила.

— Заслужишь.

Из кармана чёрного пиджака он извлекает старомодные карманные часы. Снова Гвенди щурится от солнечных зайчиков, на сей раз отражённых золотом, а не серебром. Он откидывает крышку и смотрит на циферблат. Затем возвращает часы в карман.

— У меня осталось мало времени, так что смотри на кнопки и слушай внимательно. Хорошо?

— Д-да…

— Сначала убери монету в карман. Она тебя отвлекает.

Она исполняет его просьбу. Монета тяжёлым кружком прижимается к её бедру.

— Сколько континентов в мире, Гвенди? Знаешь?

— Семь, — говорит она. Это они проходили в четвёртом классе.

— Именно. Но поскольку Антарктиду можно считать необитаемой, то она здесь не представлена… не считая чёрной кнопки, но мы до неё ещё дойдём.

Он по очереди касается выпуклых поверхностей парных кнопок:

— Светло-зелёная — Азия. Тёмно-зелёная — Африка. Оранжевая — Европа. Жёлтая — Австралия. Синяя — Северная Америка. Фиолетовая — Южная Америка. Ты успеваешь за мной? Запоминаешь?

— Да, — отвечает она без колебаний. У неё всегда была хорошая память, и странным образом ей кажется, что только что съеденная шоколадка помогает ей сосредоточиться. Она не знает, что всё это значит, но может ли она запомнить, какой цвет означает какой континент? Запросто.

— А красная — это что?

— Всё, что ты захочешь, — говорит он, — а ты непременно захочешь; владельцы пульта всегда хотят. Это нормально. Стремление узнавать и делать — это суть человеческой натуры. Исследование, Гвенди! Оно — и болезнь, и лекарство.

«Я не в Касл-Роке, — думает Гвенди. — Я попала в одно из тех мест, о которых так люблю читать. Страна Оз, Нарния, Хоббитания. Этого не может быть».

— Помни одно, — продолжает он, — красная кнопка — единственная, которую можно использовать больше одного раза.

— А чёрная?

— Это всё сразу, — говорит Феррис. — Полный комплект. Крупняк, как сказал бы твой отец.

Она смотрит на него, вытаращив глаза. Её отец в самом деле так говорит.

— Откуда вы знаете моего от…

— Прости, что перебиваю; знаю, это невежливо, но мне правда пора. Береги шкатулку. Она дарит подарки, но это лишь малая компенсация за такую ответственность. И будь осторожна. Если твои родители её найдут, начнутся вопросы.

— Ещё как начнутся, — говорит Гвенди с почти беззвучным смешком. У неё такое чувство, будто её ударили в живот. — Мистер Феррис, зачем вы дали её мне? Почему мне?

— В этом нашем мире, — говорит Феррис, глядя на неё сверху вниз, — существуют огромные арсеналы оружия, которые могут уничтожить всю жизнь на планете на миллион лет. И те, кто за них отвечает, каждый день задают себе тот же вопрос. Тебе, потому что ты — лучший кандидат из всех в этом месте и в это время. Береги шкатулку. Советую постараться, чтобы её не нашёл никто, не только твои родители, потому что люди любопытны. Когда они видят рычаг, им хочется за него потянуть. А когда видят кнопку — нажать.

— А если они это сделают? Или я сделаю?

Ричард Феррис только улыбается, качает головой и направляется к скале, где висит знак «Осторожно! Детям младше 10 лет без сопровождения взрослых проход запрещён!». Он оборачивается:

— Слушай, Гвенди! А почему её называют Лестницей самоубийц?

— Потому что отсюда спрыгнул один мужчина в 1934 году или что-то около того, — отвечает Гвенди. Шкатулку она держит на коленях. — А потом ещё женщина, четыре-пять лет назад. Папа говорит, что городской совет хотел разобрать лестницу, но там сплошные республиканцы, а республиканцы не любят перемен. Ну то есть папа так говорит. Один из них сказал, что лестница привлекает туристов — и это правда, и что одно самоубийство раз в 35 лет — не так страшно. И что если это превратится в эпидемию, можно проголосовать ещё раз.