Гвенди крутит педали быстрее, надеясь проскользнуть незамеченной, но куда там.
— Эй, сахарные титьки! — орёт Фрэнки ей в спину, забегает вперёд и преграждает ей выезд с парковки. Он машет на неё руками: — Стоп, стоп!
Гвенди резко тормозит.
— Оставь меня в покое, Фрэнки.
Ему не сразу удаётся отдышаться.
— Я просто хотел тебя спросить кое о чём.
— Спрашивай и отойди с дороги.
Она оглядывается в поисках пути отступления.
Джимми Сайнс выходит из-за припаркованной машины. Становится по другую сторону от неё, скрестив руки на груди. Смотрит на Фрэнки:
— Сахарные титьки, говоришь?
Фрэнки ухмыляется.
— Это та, про которую я тебе говорил.
Он подходит ближе и проводит пальцем по ноге Гвенди. Она сбрасывает его руку.
— Спрашивай, что хотел, и пропусти меня.
— Да ладно тебе, — говорит он. — Мне просто интересно, как у тебя дела с задницей. Трудно, наверное, срать с таким зажатым очком?
Он снова касается её ноги — не пальцем, а всей ладонью.
— Эти парни вас беспокоят, мисс Гвенди?
Все трое оборачиваются. Позади них стоит Ленни.
— Вали отсюда, старик, — говорит Фрэнки, делая к нему шаг.
— Это вряд ли. Гвенди, всё в порядке?
— Теперь — да. — Она отталкивается от земли и начинает крутить педали. — Мне пора, а то опоздаю к обеду. Спасибо!
Они смотрят ей вслед; затем Фрэнки и Джимми снова поворачиваются к Ленни.
— Двое на одного. Мне нравится такой расклад, старпёр.
Ленни засовывает руку в карман и извлекает выкидной нож. На его серебристом боку выгравированы единственные два слова на латыни, которые знакомы этим парням: Semper Fi. Ловкое движение искривлённых пальцев, и на солнце уже поблёскивает шестидюймовое лезвие.
— Теперь двое на двое.
Фрэнки направляется прочь с парковки, Джимми — за ним.
— Вы только представьте себе, Гвенди снова выиграла, — говорит Салли, закатывая глаза и бросая карты на ковёр перед собой.
Они сидят вчетвером на полу небольшой комнатки в доме Питерсонов: Гвенди, Салли Акерман, Бриджет Дежардин и Джози Уэйнрайт. Салли, Бриджет и Джози — двенадцатиклассницы и частые гости Гвенди в этом году.
— Заметили? — говорит Джози, потирая лицо. — Гвенди никогда не проигрывает. Почти во всём.
Салли подхватывает:
— Лучшие оценки в школе. Лучшая спортсменка в школе.
Самая красивая девчонка в школе. И к тому же тот ещё шулер.
— Ой, да бросьте, — отвечает Гвенди. Теперь её очередь тасовать карты и сдавать. — Это неправда.
Но она знает, что всё так и есть. И если Джози просто поддразнивает её (в свойственной ей дурашливой манере: недаром она хочет стать вокалисткой в музыкальной группе с названием «Киски»), то Салли, как понимает Гвенди, не просто задирает её. Салли бесится. И завидует.
Гвенди впервые обратила на это внимание несколько месяцев назад. Да, она быстро бегает — возможно, быстрее всех остальных школьниц округа. Или даже штата. Серьёзно? Да, серьёзно. И ещё её оценки. Она всегда хорошо училась, но раньше для этого ей требовалось как следует вкалывать — и даже тогда в табеле среди пятёрок попадалось немало четвёрок. Сейчас она практически не заглядывает в учебники, а её оценки — лучшие во всём потоке. Иногда она даже ловит себя на том, что нарочно отмечает в тестах неверные варианты, чтобы не получить очередной высший балл. Или специально проигрывает в карты или другие игры, чтобы подружки ничего не заподозрили. Но, несмотря на все её усилия, они понимают: что-то не так.
Не беря в расчёт кнопки, не беря в расчёт монеты, не беря в расчёт шоколадки, шкатулка подарила ей… ну… скажем так, некоторые способности.
Серьёзно? Да, серьёзно.
У неё больше не бывает травм. Ни растяжений на кроссах, ни ушибов и ссадин на футбольных матчах ни случайных царапин и порезов, ни даже сломанных ногтей. Гвенди не может вспомнить, когда последний раз ей был нужен пластырь. Месячные — и те стали проходить легче: пара капель на прокладке — и всё, никаких болей. Кровь Гвенди теперь остаётся там, где ей и положено быть.
Эти мысли и зачаровывают, и пугают её. Она знает, что в этом как-то замешана шкатулка — или шоколадки, но на самом деле это одно и то же. Иногда ей хочется с кем-нибудь обо всём поговорить. Иногда ей хочется, чтобы они с Олив по-прежнему дружили. Наверное, Олив — единственный человек во всём мире, кто бы выслушал и поверил.
Читать дальше