Эбигейл Джонсон - Девушка в бегах

– Не переживайте, – произносит уборщик. – Бабушка не обидится, если вы на несколько минут задержитесь.

Как только в поле зрения появляется столовая, я говорю ему, что мне нужно отойти в туалет. Руки у меня потеют так сильно, что я пугаюсь, что переиграла, потому что уборщик предлагает заглянуть в столовую и предупредить бабушку, что я сейчас подойду – пусть я только покажу, где она.

– Это так мило с вашей стороны, но я и так сильно вас задержала. Но спасибо за предложение! – Я убегаю в туалет, прежде чем он успевает сказать что-то еще. Как только дверь закрывается, я прислоняюсь к ней и выжидаю, пока не услышу удаляющийся скрип его кроссовок по линолеуму.

Малькольм сказал, что ему нужна только пара минут, чтобы взломать систему видеонаблюдения и найти моего дедушку.

– Они используют камеры «Hikvision», – пояснил он, когда я не поверила, что он может справиться так быстро. – Несколько лет назад была обнаружена команда для командной строки, позволяющая получить админский доступ. Ее использовали хакеры по всему миру. В «Серебряном возрасте» так и не потрудились обновить прошивку, когда производитель выпустил патч, так что да, две минуты, максимум.

Он сказал это так уверенно, что я ожидала увидеть, как он ждет меня на лестнице, где мы договорились встретиться, – стоит, скрестив ноги и прислонившись к стене.

Но его там нет.

Проходит еще одна минута.

Потом еще одна.

Я уверена, что заставила уборщика задержаться по меньшей мере на пять минут, задавая бессмысленные вопросы по поводу каждого кабинета, мимо которого мы проходили.

Пять минут, плюс еще минимум две. Пожалуй, даже ближе к десяти.

Возможно, Малькольм переоценил свои способности.

Или уборщик вернулся, застал Малькольма в кабинете и вызвал охрану.

Скорее всего, Малькольм воспользовался первой возможностью сбежать, которая у него появилась, и оставил меня здесь одну, без какой-либо информации о том, как найти дедушку.

Вероятно, он уже шагает по улице далеко отсюда.

Я грызу ногти, которые так и не успели отрасти с прошлого раза, когда мне пришлось ждать человека, который не вернулся.

В паре этажей надо мной открывается дверь, и по лестничной клетке разносится громкий женский голос:

– Именно это я и сказала. Но ты же знаешь этого старого дурака – он скорее меня покусает, чем улыбнется. Так что я сказала ему: «Ладно, Джордж. Я принесу тебе расческу для той последней пряди волос, которая у тебя осталась». Так вот, я пошла и принесла ему расческу. И он берет ее, смотрит на нее, потом на меня и говорит: «Женщина, ради всего святого, на кой мне расческа? Ты же видишь, что я лысый, как белоголовый орел».

Другая женщина, с более высоким голосом, смеется в ответ.

Я прижимаюсь к стене, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. Пульс ускоряется, и хотя признаки волнения помогут мне более убедительно рассказать свою историю этим женщинам, если вдруг они спустятся вниз по лестнице, от этой лжи не будет никакого толка, если Малькольм не появится и не расскажет мне, что делать, когда они уйдут. Я не могу подойти к регистратуре и спросить, в какой палате мой дедушка. Я даже не смогу сказать им, что пришла к кому-то с этого этажа, потому что я никого больше не знаю.

А что, если он, выйдя из кабинета, тут же наткнулся на охотника за головами или кого-то еще из наемников миссис Эббот? Малькольм сказал, что они, вероятно, усилили наблюдение после того, как заметили маму на кладбище неподалеку, – поскольку считали, что ее единственный живой родственник находится здесь.

Я прижимаю кулак к животу, чтобы кислота перестала плескаться внутри, дав мне возможность мыслить яснее.

Думай.

Думай.

Рядом со мной открывается дверь, и я от неожиданности подпрыгиваю чуть ли не на полметра. В нее вваливается запыхавшийся Малькольм.

– У нас проблема.

Я перестаю тревожиться насчет двух женщин, которые по-прежнему разговаривают где-то наверху, совершенно не замечая, как мы с Малькольмом шепотом переговариваемся друг с другом.

– А что такое это «Отделение проблем с памятью»? – спрашиваю я. Но тут же понимаю и сама, и кулаки сжимаются так сильно, что остатки ногтей больно впиваются в ладони.

– У него деменция. Шестая стадия, судя по его медкарте. Как только я узнал, где он, я стал рыться в его данных. Вот почему ушло столько времени.

Малькольм замечает, как сжались мои кулаки, как я прикусываю губу. Он сглатывает, тянется к моей руке, но потом передумывает.