Стефани Оукс - Священная ложь [litres]

Джуд прямо сейчас ждет меня в горах. Одним ухом слушая мисс Бейли, я прокручиваю в голове ориентиры, которые укажут путь к его пещере: к югу от изгиба большой реки, возле пруда с цаплями, где мы однажды ловили рыбу. Место, где он хочет провести со мной остаток жизни; дикая пещера, где мы, по его мнению, будем счастливы…

В дверь класса стучат. Заглядывает Бенни.

– Мисс Бейли, простите. Минноу срочно вызывают к коменданту.

– А нельзя ли подождать до конца урока? – недовольно спрашивает та.

– Нет, дело важное. Какой-то официальный запрос.

Мисс Бейли вздыхает.

– Ладно. Иди.

Я выхожу и шагаю вслед за Бенни. Та ведет себя странно: заглядывает за угол, прежде чем свернуть, и топает гораздо быстрее обычного. Я едва за ней успеваю.

– Куда мы идем? – спрашиваю я.

– Тихо! Разве непонятно, что нас здесь быть не должно?

Мы подходим к моей камере. Дверь открыта, а возле койки стоит Энджел, сцепив перед собой руки.

– С днем рождения! – объявляет подруга, зачем-то указывая на койку.

– Что происходит? – удивляюсь я.

– Мы решили устроить тебе сюрприз. Я же говорила, кто здесь главный?.. Давай! Открывай наши подарки!

На моей койке уже лежат несколько предметов. Прежде всего книга с изображением галактики на обложке.

– Я дарю тебе твой собственный экземпляр «Космоса», – говорит Энджел. – Пригодится, где бы ты ни была. Это Бенни помогла мне заказать.

Я бережно глажу книгу по корешку, поднимаю глаза и чуть слышно шепчу:

– Спасибо.

– А Бенни дарит тебе испанский дублон.

Та держит в пальцах монетку с грубо обработанными краями. Я зажимаю ее в культях.

– А зачем он нужен?

– Это всего лишь копия, – говорит Бенни. – Раньше, во времена пиратов, если ты терял руку или ногу, капитан давал тебе денег. За руку, например, полагалось тридцать дублонов. Не как плата, а скорее как признание доблести. Ради справедливости, если так можно выразиться. Вот я и решила, что тебе небольшая компенсация тоже не повредит.

Я улыбаюсь ей, и в животе заметно теплеет.

– Спасибо, Бенни, – говорю я и кладу монетку поверх книги.

Последний подарок – коробка из-под обуви. Крышка уже снята и лежит в сторонке. Внутри видно только горку мятой золотистой бумаги.

Я осторожно роюсь в ней, пока культей не нащупываю что-то холодное. Раздвигаю бумагу и вижу… серебряные руки. Не сразу понимаю, что это, но сердце судорожно колотится, узнавая. Они блестят даже в свете лампы. Пальцы тоньше настоящих, худые, как сучковатые веточки.

– Твой доктор расстарался, – говорит Энджел. – Обзвонил кучу инстанций, поднял всех на ноги… В общем, выложился на полную катушку.

– А что это?.. – спрашиваю я.

– Ты не узнаешь собственные руки? – удивляется Энджел. – Я, кстати, предлагала доктору Уилсону выпрямить средний палец, чтобы ты всегда могла указать Пророку, куда ему идти.

Я поднимаю левую руку, и что-то тяжелое и плотное внутри меня встает на место.

– Это доктор Уилсон их нашел? – спрашиваю я.

Энджел кивает.

– Ага. Вытащил из хранилища улик. Нарушил штук десять законов.

– Но зачем ему это надо?

Та пожимает плечами.

– Странный он какой-то… Сказал, вы теперь квиты. И заодно – чтобы оставить о себе на память сувенир.

Металлические пальцы холодят мои культи. Пальцы, которые некогда росли из моего тела; зародились цепочкой клеток в утробе матери и семнадцать лет были частью меня, а потом стали чужеродным предметом. Однако сейчас нет ничего краше их, словно покрыты они не серебром, а обычной человеческой кожей.

Когда кто-то из жен укрыл Джуда простыней и кровь перестала дымиться в морозном воздухе, дьяконы увели меня на край Общины, к гигантской сосне, чьи ветки стропилами простирались над головой. Вглядываясь в кусты, я поняла, что Вейлон ушел. В груди стало легче. Пусть собирает вещи, садится в свой грузовичок и едет куда глаза глядят. Может, хоть сейчас он поймет, какой глупостью изначально было приводить семью в эту глушь.

За спиной тихо шумела Община, но я не могла видеть опостылевшую паству в унылой одежде, сшитой десять лет назад, с исступленными лицами и вытаращенными глазами, полными любви к Пророку, – поэтому запрокинула голову к небесам. Уже практически настала ночь. Темные облака укрывали мутно-синюю бездну дырявым одеялом. На востоке взошла почти полная луна. Я тряслась всем телом, однако никак не могла отвести от нее взгляд. Даже когда подошел Пророк и принялся визгливо орать, пробирая голосом до самой души и хватая за горло живущих там ангелов, я все равно видела перед собой лишь лунный овал, висящий над родным лесом, и облака, скользящие по небу словно голуби.