Ирса Сигурдардоттир - Расплата

– И?..

– И всё. Они вышли, попрощались и пошли назад, в парк, где я уже искала их и где у меня едва сердечный приступ не случился. – Разговор надо заканчивать, подумала Айса. Еще немного, и голова начнет раскалываться; тогда она даже не сможет доехать до дома. – На прощание этот Санта попросил их передать привет. Тебе.

– Мне? – У Торвальдюра даже голос сел.

– Да. – Свой Айса тоже едва узнала. – Карлотта должна передать тебе привет от Ваки.

Он шумно выдохнул.

– Кто такая Вака? Торвальдюр? – Бывший не ответил, и она, спеша, пока еще могла говорить, добавила: – Я звоню в полицию. Что бы ты ни сказал. Сам объясняй им, откуда ты его знаешь и кто такая эта Вака.

Айса дала отбой.

Карлотта и Дади все еще сидели на высоких табуретах, свесив ноги и держа в руках недоеденные хот-доги. Глядя на них, она почувствовала на своих щеках горячие слезы, но была ли причиной головная боль, разбитое колено или облегчение от того, что ей все же удалось вопреки всему вернуть детей, она не знала.

Дерзкий и самоуверенный, непоколебимый оптимист, Бальдур сидел, развалившись, на узкой, привинченной к полу кровати, занимавшей бо́льшую часть комнаты. Обитатели Литла-Хрёйн принимали посетителей в старых, уже не используемых камерах. Фрейя надеялась, что та, в которой ее брат проводит дни и ночи, больше размерами, современнее и обставлена лучше, чем эта крохотная, способная вызвать клаустрофобию бетонная коробка, но спрашивать не решалась, боясь, что разочаруется. Тюремные здания обозначались просто, без фантазий – строение 1, строение 2 и так далее, – так что многого она не ожидала.

Фрейя попыталась – без особого, впрочем, успеха – устроиться поудобнее на единственном поместившемся в камере стуле. Бальдур тоже постоянно ерзал, ворочался, вытягивал и подтягивал ноги, пытаясь найти более комфортное положение. Основываясь на опыте многочисленных предыдущих посещений, Фрейя знала – у него ничего не получится. Иногда, как сейчас, она занимала стул, иногда кровать, но всегда оставляла выбор за ним.

– Когда тебе должны дать свободный день? – Глядя в узкое окно, Фрейя видела район малоэтажной застройки Эйрарбакки. Интересно, виден ли из его камеры городок? Море? Главная дорога? Спрашивать Фрейя не стала. Уж лучше представлять, что брат хотя бы наслаждается видом на море, чем, задав вопрос, узнать, что смотреть ему приходится на жидкий ручеек машин, направляющихся в Сельфосс и уезжающих из него.

– Думаю, что скоро. Я вообще-то не считал, но они сказали, что это случится скорее раньше, чем позже. – Бальдур зевнул. Похоже, перспектива ограниченной свободы нисколько его не волновала. С другой стороны, нежелание обсуждать данный вопрос могло быть следствием того, что длительный срок повлек за собой временную утрату этой привилегии. Что-то подсказывало Фрейе, что тема смущает его даже больше, чем ее. Она часто в предыдущие посещения говорила, что сожалеет, вынуждая брата тратить минуты отведенного времени на заверения в том, что он не винит ее. – По крайней мере у меня куча времени, чтобы спланировать, как я проведу этот день.

– Как только узнаешь, сразу сообщи, чтобы я успела взять отгул. Подброшу, куда надо, и все такое, – торопливо добавила Фрейя, чтобы он не подумал, что она намерена контролировать его.

Бальдур кивнул.

– Обязательно. Не хотелось бы тащиться в город пешком. – Он подмигнул ей и снова зевнул, исчерпав интерес к предмету.

Глядя на него, можно было подумать, что он не осознает, сколько еще лет проведет в заключении и что выпустят его только на два часа в день. Фрейя представить не могла, чем он занимается остальное время. Хотя, конечно, брат выбирал определенную для каждого квоту посещений и мог бы попросить увеличить ее при смягчении режимных требований. Фрейе повезло получить разрешение в столь короткий срок; обычно ждать после подачи заявки приходилось две недели. На первом месте у него стояла теперешняя подружка, и от ее посещений Бальдур ожидал, разумеется, большего, чем от разговора с сестрой. Но подружка простудилась и осталась дома, что Фрейя интерпретировала как признак скорого конца этих отношений. Сопротивляться его энтузиазму и беззаботности было невозможно, пока он находился рядом, но в его отсутствие чары рассеивались, и чем меньше времени человек проводил с ним, тем скорее растворялось обаяние.

– У вас тут недавно освободили некоего Йоуна Йоунссона. Что можешь о нем сказать? Сидел за изнасилование и убийство маленькой девочки.