Ирса Сигурдардоттир - Расплата

– Я вам уже сто раз говорил – не знаю. Просто не знаю.

– Ладно. Допустим, что не знаешь. Но ты знаешь, кто их забрал.

Воцарилась тишина. Хюльдар и Эртла изучали макушку Трёстюра, пока тот внимательно изучал список. Потом он выпрямился.

– «БT» – это Бенедикт Тофт. Изучал право с этим ублюдком, моим так называемым дедушкой. Он согласился ускорить рассмотрение дела, чтобы обвинение потерпело полное фиаско. Оказал одолжение старому приятелю, который не выдержал бы скандала, замешанного на педофилии.

«K» означает Кольбейн. Я не смог вспомнить его патроним, когда писал. Он работал в муниципалитете Хапнарфьёрдюра и проследил за тем, чтобы социальная служба дала хороший отчет о нашем доме. В благодарность за это дедушка воспользовался своими связями, чтобы ему дали работу в бухгалтерской фирме, в которой он имел долю. «С» – Сольвейг, ее патроним я тоже не помнил. Она была психологом и предала Сигрун: сказала суду, что у моей сестры чрезмерно богатое воображение, хотя знала, что это чушь собачья. Раньше она так же поступила со мной. В награду получила выгодный контракт с муниципалитетом. Больше всего меня бесит, что ее не турнули. Мерзкая сука. – Сказав это, Трёстюр поднял голову; выражение его лица не оставляло сомнений в том, что он имел в виду именно это. – Ну и «Э» – судья.

– Ингви пишется иначе. С буквы И.

– И что? Это не тест по орфографии. Этот кусок дерьма предал меня и мою сестру в обмен на обещание дедушки замолвить за него словечко при назначении на должность судьи Верховного суда. Для него все кончилось хорошо; а вот для меня и Сигрун не так хорошо. И для Ваки тоже. Не забывайте про нее.

– Мы не забыли. – Эртла указала на фотокопию. – А как насчет «ПВ»?

– Вальди. Полицейский Вальди.

– И кто такой полицейский Вальди?

– Тот, к которому я ходил просить о помощи.

– Когда ты просил его о помощи? Нам сказали, что все началось, когда Сигрун рассказала об этом в школе.

– Раньше. До этого. Намного раньше. Когда Сигрун было четыре, а мне восемь. – Трёстюр снова опустил глаза. – Когда наш мерзкий папаша начал проявлять к ней интерес. Я ему надоел. – Он замолчал, медленно вдохнул, шмыгнул носом. Ни Эртла, ни Хюльдар не прерывали его; оба пытались осознать весь ужас событий, о которых они вроде бы знали всё, а на самом деле, как теперь им казалось, не имели ни малейшего представления. – Я решил пойти в полицию. Полицейские же должны арестовывать преступников. Это было в декабре, за день до того, как школа ушла на рождественские каникулы. Я пошел в участок. Было страшно, но я твердо решил спасти Сигрун. Полицейский, с которым я разговаривал, представился Вальди. Он отвел меня в сторону, и я рассказал ему всю историю. Впервые в жизни рассказал кому-то, что со мной случилось. Он слушал, и я подумал, что мы двое поедем домой на его полицейской машине и арестуем моего отца. Но этого не произошло. Он сказал, что сначала они должны провести расследование, и спросил, может ли кто-нибудь забрать меня на время. Я назвал ему имя деда, потому что, конечно, не хотел, чтобы пришел кто-то из родителей. Пришел дедушка, и они с Вальди о чем-то разговаривали. Дед отвез меня домой и сказал, что я должен научиться держать язык за зубами и не возводить напраслину на человека, который ничего, кроме добра, мне не сделал.

Он все рассказал отцу. В тот вечер папаша отделал меня так, как никогда раньше.

От Валди я больше ничего не слышал. И ни о каком расследовании не слышал. Дед сказал мне позже, что договорился с копом и проследил, чтобы он молчал. Валди изучал право в университете, и дед обещал устроить его на хорошую работу, как только он получит квалификацию. Обещание он, должно быть, сдержал, потому что Валди ничего никому не сказал. Ни на первом суде, ни на втором. Вот так вот.

– И ты ни с кем больше не разговаривал? С учителем, с доктором, с матерью? Вообще с кем-то взрослым? – Хюльдар постарался сохранять нейтральный тон. Как бы ни было трудно, момент явно не годился, чтобы проявлять к бедняге жалость.

Трёстюр поднял глаза. В них снова вспыхнули ярость и ненависть.

– Эй, мне было восемь лет. Я был еще достаточно глуп и думал, что копы – это люди, к которым нужно обращаться за справедливостью. После того как они предали меня, идти мне больше было некуда. Мама была полностью под каблуком этого жестокого ублюдка и не хотела ничего замечать. Я пытался говорить, но она не слушала. Только шикала да оглядывалась, боясь, что он услышит. И тогда я сделал то, что считал единственным выходом. Сбежал с Сигрун.