Андрей Агафонов - Somebody to kill. Кинороманы

Он нервно рыдает, колотит руками по столу. Старичок в растерянности зажмуривается.

Отец говорит мне:

– Ты все равно туда пойдешь?

На нем белая рубашка с коротким рукавом, которую носят поверх, а-ля пятидесятые, какие-то брюки, которые хочется назвать чесучевыми, волосы зачесаны копной назад. Совсем седые. Я вижу за его головой сияющее синее небо, по которому разбросаны гламурные белые облака. За спиной отца – уходящая в бесконечность Аллея Героев, с белыми гипсовыми статуями. Красная и желтая листва деревьев, ветер треплет волосы ему и мне. Я оборачиваюсь. Передо мной высокое крыльцо Дома правительства. От подножия до высоких дубовых дверей выстроилась очередь. Телевизионщики, газетчики, какие-то странные люди в свитерах. На входе всех прогоняют через рамку металлоискателя. В холле толкотня и душно. Лица полицейских лоснятся. На них черная форма, металлические знаки различия посверкивают в полосах света.

Рядом с металлоискателем мужчины в костюмах снимают с крючка цепь, жестами подзывают меня.

– Вы из «Ведомостей»?

– Да, – говорю я и протягиваю удостоверение и аккредитацию до 2015 года.

– 15 этаж, пожалуйста, – равнодушно говорит один.

– Я знаю.

Зайдя в лифт, я вижу в зеркале себя – всклокоченного, в светлом пиджаке с темными пятнами подмышками. Я расстегиваю пуговицы на пиджаке, за ремнем слева мелькает рукоятка пистолета.

На пятом этаже лифт останавливается, в него заходит мой друг.

– Ты что здесь делаешь? – спрашивает он. – Тебя же уволили.

– А кто знает? – смеюсь я. Мы едем дальше. Я вижу, как пот бежит по его лицу.

– Ну как вы? – спрашиваю я. – Все нормально?

– Мы решили остаться.

– Расстаться?

– Остаться! Ты что, глухой?

– Я просто шучу, извини. Ты все время говоришь – мы решили остаться, мы решили остаться. Неделю назад ты говорил то же самое. Как будто вы застряли там.

– Это ты застрял.

– Поосторожнее! – ору я. – У меня тут пистолет! Я тебя убить могу.

Лифт рывком останавливается так, что я чуть не валюсь с ног. Наступает тишина.

– Эй! – кричу я. – Лифт застрял! Э-эй!

Такая тишина, будто в огромном здании я один, и на дворе ночь. Вне себя, я выхватываю пистолет и начинаю долбить рукояткой в стены и дверь лифта. Грохот такой, что я сейчас оглохну.

Внезапно створки двери разъезжаются, и я слышу шум голосов, посвист микрофона, вижу конференц-зал, заполненный людьми. На трибуне в глубине – Смолин в белом костюме и черной рубашке. Я лицом к лицу с ним, на расстоянии примерно в тридцать шагов. Передо мной – только спины. В рубашках, платьях, пиджаках. Я протискиваюсь вперед, сжимая рукоятку под пиджаком. Все ближе и ближе. Губернатор смотрит мне прямо в глаза и чуть заметно усмехается.

– Мы найдем их и порвем, – говорит он, – до суда не доживут.

Почти у самой сцены я натыкаюсь на голую мужскую спину, на ней вытатуирован Храм Христа Спасителя. Ошарашенно озираюсь по сторонам – но никому как будто нет дела до голого мужика.

Он оборачивается.

Передо мной стоит почерневший, страшный, синий от наколок Иосиф Кабзон.

Я просыпаюсь в незнакомой убогой квартире с минимумом мебели, на смятой простыне, рядом с тахтой валяются джинсы и футболка. Пепельница, полная окурков, часть из них – тонкие, с белыми фильтрами, испачканными красной помадой.

– Принеси попить, – говорю я и чувствую, что голоса нет совсем. Так что «принеси» получается пискляво, а «попить» не получается совсем.

– Сходи сам, – огрызается официантка. Сейчас на ней ничего нет. – Мне тоже плохо…

Она со стоном откидывается на подушку.

– Про Кабзона смешно, – говорит Алексей. – А насчет удостоверения это правда? У тебя же должны были его забрать, когда уволили.

– Это у вас сразу забирают, и еще ножницами режут. А у нас без фанатизма. Так что в принципе сон реальный.

– Ну да, не считая пистолета.

Мы сидим на скамейке в парке. Я все еще болею с похмелья. Алексея сейчас с трудом можно узнать – обычно лощеный, сегодня он небрит, глаза красные, во всем облике чувствуется остервенение.

– Эта твоя Лиза из бара… Как ты думаешь, она могла ее видеть?

– Возможно. Я могу точно сказать, что заметил пару серьезных таких ребят, которые заходили в випку. Еще подумал – интересно, кто.

– Мы знаем, что он там был. И мы знаем, что там произошло.

– Даже спрашивать не хочу.

– Я до сих пор отцу не позвонил. Не могу.

Он прерывисто вздыхает.