Поппи Брайт - Изысканный труп

Теперь Джей его практически уламывал, чуть ли не ласкал. Перемена была столь резкой, что Трану стало не по себе. Как может человек так быстро меняться, так непринужденно? Но голос искушал, напоминая, зачем он пришел сюда.

– Если ты уверен, то хорошо.

– Это будет лучше, чем хорошо, – сказал Джей, и связь оборвалась.

Тран остался стоять на тротуаре, в глазах до сих пор слезы от смущения. Вдруг он ощутил нелепую похоть.

Он направился обратно в кафе "Дю Монд". Тран не спал уже тридцать часов, в организме было не меньше пяти разных наркотиков, прописаться негде. Надо выпить еще чашку кофе. Надо взбодриться.

Внутри дома на Ройял-стрит Джей был взбодрен как никогда. Возможно, он был взбодрен, как еще никто до него.

За ночь он выпил огромную бутылку коньяка. Проглотил три дозы кислоты, купленной у Трана, затем растворил еще две в бутылке, чтобы поддержать состояние эйфории. Несмотря на стимуляторы, на рассвете Джей заснул.

Казалось, голова набита ватой, пенис – вялый и больной, как червяк на крючке, болела челюсть после упорного поедания неподатливой плоти. Ванная превратилась в склеп. Тело гостя лежало распростертым на кровати, воняло и сочилось. А через час вернется Тран.

Он взял на кухне все необходимое, чтобы избавиться от трупа, и вошел в спальню. Щенок – Джей уже не мог приписать ему какое-либо имя, даже жалкую кличку Фидо, – валялся на боку с закинутыми вверх руками и свесившимися на деревянный пол ногами. Стеганое одеяло и простыни перепачканы кровью из зияющей раны на животе. Комод и постель усыпаны полароидными фотографиями, изображавшими различные стадии перехода от человека к собственности: бессознательность, пробуждение, муки боли, помрачение рассудка, безмятежность. Джей собрал их и положил в ящик рядом с сотней других.

Он разложил на полу мешки для мусора и старые выпуски "Таймс-Пикайюн" и свалил на них тело. Рядом с рабочим местом поставил тазик с водой, рулон бумажных полотенец, несколько сумок и большое пластмассовое ведро. Из ножей он предпочитал кухонный, остро заточенный, а так ничем не примечательный.

Джей начал с головы. Мясо шеи было нежным, легко расслаивающимся под лезвием. Дойдя до позвоночника, Джей вставил кончик ножа меж двумя позвонками и натянул их, одновременно схватил труп за волосы и резко крутанул. Хребет с мокрым щелчком разъединился. Джей аккуратно отрезал оставшиеся ткани, и голова откатилась прочь.

Волосы превратились в кровавый загривок, лицо напухло до неузнаваемости. Кончик языка торчал между красными передними зубами, перекушенный в пароксизме боли. Джей уже такое видел. Он положил голову в фирменный малиновый пакет аптеки "К&В" и приступил к конечностям. Руки и ноги разошлись по таким же пакетам – после промывки, чтобы убрать первый наплыв крови, и после аккуратной упаковки, как заворачивают рождественские подарки.

Потом последовала лучшая часть, и тут он не хотел спешить. Джей большими пальцами нажал на мягкий уголок кожи у основания грудины, прошелся вниз по линии, разделяющей пополам торс, пока они не опустились в глубокое отверстие на животе. Он нежно приподнял края, разводя их в стороны до предельного натяжения. Скользкая кожа рвалась, но в некоторых местах пришлось использовать нож. В итоге тело открылось ему от промежности до грудной клетки – мокрый алый праздник.

На него пыхнула теплота обнаженных органов. Джей опустил лицо поближе к плотской вони, к смеси крови и дерьма – редкостной парфюмерии внутренностей. Веки затрепетали, ноздри расширились от удовольствия. Но для наслаждения не оставалось времени. Он достаточно позабавился, когда этот бродяжка был еще жив. Анатомирование будет горькой утратой.

Джей вытащил несметное количество кишок, которые на ощупь казались ливерными колбасками, сморщенный мешочек желудка, твердые маленькие почки, кисейную печень, большую и яркую, словно некий пышный субтропический цветок. Все поместилось в пластмассовое ведро. Джей залез под ребра и разрезал диафрагму, засунул руки в грудную полость и выгреб губчатые легкие, а затем и упругий мышечный комок, который когда-то был сердцем.

Джей разломал бы грудь, будь у него время; это сложная работа, требующая пилы и изрядных усилий, но ему нравилась симметрия разных мышц и мешочков, столь отличающихся от слизкого желе живота. А когда сломаешь соединительный хрящ, то ребра раскрываются, словно алые крылья, покрытые снегом.

Однако Джей спешил и работал вслепую. Хотя он мог запросто порезаться и в ранку попала бы чужая кровь, в такие моменты Джея всегда мучило тайное беспокойство.