Наталия Небылицкая - Рассказы, повести, сценарии и другое

– Приятно познакомиться, наслышан от Антона, – голос Игната очень высокого, какого-то скрипучего тона, – у вас, похоже, дело ко мне, – без вопроса, с утверждением.

– Да.

– Предлагаю два варианта. Либо созвонимся на неделе, либо приглашаю сейчас отпраздновать победу Незабудки. Ставили на мою любимицу?

– И выиграл немножко. Я завтра улечу по делам, так что уж после возвращения.

– Прекрасно. Но говорят, вы привыкли всё сразу и сию минуту? Ну, что ж, и такой стиль работы понимаю, хотя…

– Хотя вас-то привлекает другой – сто раз обдумать и не рубить с плеча, не так ли?!

– Угадали! – Игнат Львович хохотнул довольный.

6. Натура.

Раннее утро. Поле почти до горизонта. Едва взошедшие озимые. Высокое бледно-голубое небо. И сверху на пробуждённую весной землю льётся песня жаворонка.

Ольга стоит на кромке поля, запрокинув вверх голову.

– Тот, кто никогда не слышал жаворонка, считай и не жил, – раздаётся чей-то голос, сзади, за Ольгиной спиной.

– О, Господи, – Ольга вздрагивает и резко оборачивается.

– Не страшись, девонька, это всего лишь я.

Бричка, на облучке лохматый и кудлатый мужик. Лицо его, задубевшее от ветра и солнца, без возраста. Но чуть улыбнётся – мальчишка, посерьёзнеет – старик.

– Я уже ничего не боюсь, – произносит Ольга.

– Зря. Бойся побед, они всегда обернуться поражением. Бойся правды, она ещё не истина. Ты когда в последний раз ела, девонька?

Ольга пожимает плечами.

– Ясно. Забирайся, бричка хоть и не лимузин, но нам места хватит.

– Нет.

– А говоришь, уже ничего не боишься. Давай, давай. Отвезу к себе, накормлю, да напою, да спать уложу. Прозрачная какая! Одни глазищи, даже кожи и костей нет. Я вон тамочки обретаюсь, за полем.

И вот под этот завораживающий трёп мужик берёт за руку Ольгу, затягивает в бричку, усаживает рядом.

– И кроссовки мокрые, и брючки. Дрожишь? Понятно дело. После восхода холодает всегда. И росы сегодня обильные, значит быть жаре.

– А откуда знаете?

– Я много чего знаю.

– Вы кто?

– Кто был, после расскажу, а кто нынче сама поймёшь. У тебя что в рюкзачке-то? Кофта, иль свитер есть? Доставай, надевай.

Ольга, словно заворожённая, открывает рюкзак, достаёт свитер, натягивает на худенькие плечи. А мужик продолжает говорить, а бричка почти бесшумно, на мягких рессорах катится по дороге между полями, а жаворонок поёт и поёт.

– Ты поплачь, девонька, поплачь, со слезами горе вытекает. Ведь у тебя горе, правда?

– Не хочу.

– Ну, понятное дело, не хочешь душу выворачивать. Что делать умеешь?

– Ничего.

– Не беда. Научу.

– Зачем?

– У тебя имя-то имеется?

– Ольга.

– Ух, какое имя-то! Знатное, княжеское, не то, что моё! Аполлон, а по батюшке Аполлинарьевич!

– Разыгрываете? – Ольга чуть раздвигает губы – ещё не улыбка, а так, чуть полуулыбка.

– Клянусь, – мужик искоса взглядывает на Ольгу, кивает сам себе, мол, растопил немного, – всю жизнь мучаюсь, насмешников-то у нас полно. И впрямь, посмотри на меня, разве я хоть каплю похож на бога-воителя, разве я высок, строен и безбород, да ещё на лире играю?! А?!

– «Пока не требует поэта к священной лире Аполлон!», – тихо произносит Ольга.

– О! Пушкина любишь?

– Никого я не люблю, – вновь замыкается в себе Ольга.

Впереди луг. Сочная трава. Слева огороженный деревянными брусьями круг, в нём взрыхлённая копытами земля. Справа большая конюшня, у ворот, там, где вход в денники, лежат два пса непонятной породы – лохматые, длинноногие. Завидев бричку, они поднимаются вместе, как по команде. Аполлон осаживает коня.

– Мальчики! Быстро ко мне, – поворачивается к Ольге, – собак любишь?

– Не уверена.

– Сейчас проверим.

– Натравите на меня?

– Я ж не вохровец лагерный. Если они зарычат, значит, ты их боишься, а если не зарычат, то у вас с ними полный ажур.

Собаки подбегают, обнюхав Ольгины ноги, лениво взмахнув хвостами, возвращаются на свой пост у ворот.

– Ага, порядок! У тебя дома никогда собак не держали, – не спрашивая, утверждающе.

– Даже птичек, рыбок, или кошки. Мать у меня… А как зовут псов?

– Мальчики.

– Что, обоих? Как же они узнают, когда кого подзывают?

– Понимают.

Аполлон чуть трогает вожжи, бричка катится дальше. Впереди, сразу после конюшни дом тёсаного дерева, чисто выметенный двор и палисадник – много цветов и кустов, два-три плодовых дерева.

7. Интерьер. Дом Аполлона.

Чистота почти стерильная. Большой стол посреди комнаты отскоблён и отлакирован. Этажерка явно самодельная, уставлена плотными рядами книги. У окна письменный стол с компьютером, принтер. На стенах нет фотографий. Единственное украшение этой комнаты – небольшая скульптура чёрного каслинского литья – лошадь с жеребёнком.