Наталия Небылицкая - Рассказы, повести, сценарии и другое

Раздаётся переливистый дверной звонок. Из глубины квартиры появляется худенькая женщина в джинсах, заляпанных краской, и некогда белой футболке тоже в пятнах краски. Крашенные хной, с рыжеватым отливом волосы крупными кудрями обрамляют лицо. Только когда женщина попадает в полосу света, скупо струящегося из окна, становится понятно, что она немолода, однако походка у неё лёгкая, летящая. Снова настойчиво переливается звонок.

– И кто там такой нетерпеливый? Иду, иду! – женщина, не заглядывая в «глазок», распахивает дверь. – Рашка! – вскрикивает она.

– Ха! – Рахиль счастлива, розыгрыш удался. Она стоит на пороге, ухмыляется. – Что, подруга, не ждала?

– Ну. Ну… – женщина обнимает Рахиль.

– Пластинку заело? Пусти в дом-то. И что ты на мне повисла? Знаешь ведь, терпеть не могу телячьи нежности.

Рахиль умывается в ванной, кричит:

– Шмотки мои ещё не выбросила? Видишь, в каком я прикиде?

– Выходи, – кричит Ксюша, – оладушки приготовила. И кофе как ты любишь, с кардамоном.

В кухне стоит овальный стол, открыт настежь балкон.

– Холодрыга, – произносит Рахиль, – я отвыкла, закрой балкон.

– А мне всегда жарко, – Ксюша закрывает балкон, – рассказывай, зачем ты здесь и почему.

Рахиль ест оладьи, запивая кофе, жмурится и облизывается. Словно кошка.

– В целом мире никто так не готовит.

– Будет тебе, Рашка, увиливать. Отвечай прямо…

– На прямо поставленный вопрос! – продолжает фразу Рахиль. Закуривает. – Зачем – знаю. Деньги нужны. Почему? А почему я, старая калоша, тебя послушалась и родила Мару, когда уж у всех порядочных женщин давно климакс прошёл. А?

– Опять я виновата.

– А то? Кто в ногах валялся и уговаривал, не ты ли, подруга?

– Жалеешь нынче?

– Моя дурища забыла всё, чему мы с тобой её учили, надела парик, настрогала детишек, ходит в синагогу и преклоняется перед Йоськой. Это нельзя, то не угодно Богу, не сядет, не встанет без молитвы. Тоска и скука смертная! И самое смешное – счастлива, представляешь? Поёт, щебечет с рассвета до заката.

– Так что же тебе надо?

– Не такое мне грезилось для моей единственной. Да ладно.

– Все твои картины я продала. Не очень выгодно. Ну, из меня бизнес-леди не больно получается. Деньги в банке.

– В каком?

– В Сберегательном, коммерческие слишком часто прогорают. Вносила на твой пенсионный счёт. Сейчас принесу книжку.

Ксения выходит. Рахиль поднимается, сладко, с хрустом потягивается, делает несколько наклонов, охнув, хватается за поясницу. За овальным столом, в углу на этажерке стоят кулинарные книги, на нижней полке большой альбом в сафьяновом переплёте. Рахиль снимает его с полки, кладёт на стол, раскрывает. Рассматривает фотографии: дама с пышной причёской, в блестящем платье, обтягивающем высокую грудь, рядом на стуле сидит мужчина в котелке, при усах и бороде; Рахиль совсем молодая, ей можно дать не больше 13 лет, но она в гимнастёрке, на плечи накинут белый халат, на буйных кудрях пилотка; Рахиль на костылях возле госпитальной койки; а вот она уже с кистью в правой руке, смотрит на картину, натянутую на подрамник; Ксения и Рахиль на ступенях института – улыбки от уха до уха, день получения диплома. Тюремная фотография Рахиль в фас и профиль. Сейчас она выглядит моложе, чем на этих снимках. Следующая страница – справка о реабилитации, выданная Рахиль Борисовне Смоль в 1956 году. Вход в роддом – Рахиль с ребёнком, Ксения и какой-то мужчина протягивают Рахиль цветы. Кладбище. Маленькая девочка держит Рахиль за руку, раввин стоит у могилы. Рахиль, Ксения и молодой человек атлетического вида в солдатской форме и краповом берете. Мара в выпускном платье. Мара и Йоська под свадебным балдахином. Рахиль на митинге, Манежная площадь. Рахиль возле могилы Давида в старом городе, Иерусалим. Вся жизнь в нескольких снимках. Длинная, путаная судьба.

Входит Ксения со сберегательной книжкой, на вытянутой руке несёт чёрный костюм и серую блузку.

– О! Я про этот костюмчик и забыла, – Рахиль берёт костюм, вертит в руках блузку, – блузка не моя.

– Нет. Купила, хотела к празднику тебе послать с оказией.

Рахиль выходит, Ксюша моет посуду, расставляет в сушке.

– Ну, как я тебе? – спрашивает Рахиль. Она успела соорудить причёску, забрав непокорные кудри в тугой узел. Узнать её теперь трудно – худенькая, с гордой, чуть откинутой назад головой, высокий, умный лоб, глаза на пол-лица. Только на ногах всё те же ботинки.

– Посмотри на ноги! Ужас. Возьми мои сапожки, они в шкафу, и пойдём в салон краситься.