Татьяна Труфанова - НЕ/ДРУГ

– Не знаю…

– Нет, он мне нравится как актер! Потому что актер он великолепный. Будешь спорить?

Юра помялся, но с неохотой признал дарование Р.Р.

– Смотрю, потому что любопытно! Я же не хожу запросто к папе-оператору на работу. Но вот все остальное – ха, это просто смешно! – восклицала Аля (она и смутилась, и негодовала: как! ее поставили в один ряд с безмозглыми фанатками!).

И тут помреж заорал, и без мегафона покрывая весь павильон:

– Тишина-а на площадке!

А затем режиссер:

– Приготовились… Камера… Начали!

Юра, будто команда относилась к нему, вскинул цифровую камеру и начал снимать, нацеливаясь то на актеров, то на своего отца, приникшего к черному цветку видоискателя. Аля вытянулась на цыпочки, чтоб лучше видеть.

– Никогда не проводил время приятней! – развязно произнес Руманов с бокалом. – Папаша, позвольте мне поднять этот тост…

– Тамбовский волк тебе папаша! – надулся толстяк, бросил с дребезгом вилку с наколотым огурцом. – Доча, проводи до дверей этого ферта!

– Тогда я уйду с ним! – заявила блондинка.

Руманов шумно отодвинул стул и уселся, закинув ногу на ногу.

– Нет, я могу уйти, папаша, но зачем портить вечер? Нам вместе так хорошо…

– Станет еще лучше, когда ты отчалишь, – мрачно сказал толстяк.

Когда ты отчалишь: и мысль о собственных съемках влетела в Алину голову. Она взглянула на часы – мамочки!

– Опаздываю! – вскрикнула она.

Бросив последний взгляд на драгоценного Р.Р., Аля поспешила к выходу. Юра кинулся за ней.

– Я завтра на концерт иду. Питерская группа, рок играют. Офигенные! Мы с друзьями из ВГИКа собрались, пойдем с нами! – предлагал он на ходу.

Аля цокала каблуками по коридору, почти бежала. Не уволят же ее, если она задержалась на пять минут? То есть двадцать…

– ВГИК? Рок? Не знаю, некогда!

Они выскочили из здания на улицу. Забияка-ветер швырнул Але пыль в лицо. Рексик притормозил Свирскую за рукав.

– Телефон свой оставь!

– А ключи от квартиры?

– Пока не надо, телефона достаточно.

Аля замялась в нерешительности.

На солнечном свете глаза студента стали зелено-желтыми, они смотрели на Алю упрямо и неотвязно, как глаза зверя из лесной темноты. Ее что-то трогало в нем. Что? Может быть, его очевидное притяжение к ней. Или его неуклюжесть, длинные неприкаянные руки, схватившиеся за камеру. Что-то словно подтолкнуло ее: «да», и Аля быстро продиктовала номер и, бросив «пока», помчалась к третьему павильону.

Каждый день в Москве придумываются тысячи историй. И этот день не был исключением. Корреспондент еженедельника «Скандалы» писал почти правдивый материал о полутораметровых крысах, захвативших здание Совета Федерации (вероятно, они пробрались туда по тоннелям секретного метро). Популярнейший блоггер alenka-hot, почесывая волосатое пузо, кропал еще один пост о буднях столичной стриптизерши от первого лица. Пятеро русских поклонников «Спартака» и пятеро дагестанцев с обостренным чувством чести, задержанные за драку, с жаром доказывали в отделении милиции, что тихо шли мимо и никого не трогали, когда противная сторона облила их помойной бранью, толкнула, пихнула, дала в зубы и стала пинать ногами, и ничего не оставалось, как только защищаться. Капитан милиции, слушавший их свидетельства, подумал, что байки красиво травят обе стороны, но лично он – обремененный женой, оболтусом-сыном и кредитом на автомобиль модели «универсал» – сделает выбор в пользу более платежеспособных.

Пятиклассник Егор сочинял сказку о веселом фиолетовом бобре, влюбившемся в личинку майского жука. Копирайтерша всеядного рекламного агентства ссутулилась перед компьютером, уставившись в никуда, пока в ее покрытой серыми дредами голове зарождалась фантасмагория о тотальной победе над простудой препарата «Неболин» (на деле побеждавшим болезнь силой плацебо). Маститый сценарист Азарский по дороге на интервью ощутил непреодолимое желание развернуть машину и поехать обратно домой; «за» было острое чувство «остобрындело!», «против» – то, что об интервью его в последние годы просили нечасто. Он затормозил у троллейбусной остановки, набрал журналистку и с ходу соорудил для нее весомое объяснение: застрял на даче под Яхромой, полетела подвеска, великодушно просит извинить.

Придуманное входило в жизнь на равных правах с фактом, и через час этих двух братьев было уже не различить. Один-единственный миг поворачивался разными гранями к дюжине зрителей и превращался в дюжину разных историй. Где реальность, где ее отражения – ты уже не видишь грани, и это естественно: между выдуманным и случившимся налажены постоянные пути сообщения, а по ним перетекает живая кровь, одна на двоих. Прислушайся к ее ходу: бум, бум, бум!