АБВ - Цвет. Рассказы

– Ничего сохранилась, а? – она опять склонилась к нему и коснулась уже колючей щеки губами. Поморщилась, коснулась языком и легко прикусила мочку его уха. И шепнула. – Коллекционируешь хлам?

И упала роса. И стала остывать тёплая земля. И растаял туман. Два диковинных растения встрепенулись, очнулись. Напряглись стебли, выпрямились листья. Свежий утренний воздух, одним дуновением разогнал дурман и морок. Несколько неуклюжих слов упругими мячиками отскочили от потолка, ударились о стены и закатились под кровать.

Он разжал бёдра и отвёл взгляд. Так как связь только начала разрываться и была ещё сильной, то она почти физически почувствовала отчуждение, возникшее в нём. И вдруг проснулась. И увидела не очень новую мебель, уголок обоев, отклеившийся в углу, свой изящный лифчик на пыльном журнальном столике. И захотелось прикрыть грудь, найти и поскорее натянуть трусики. Но сначала в душ, в душ.

А он подумал об утренней планёрке, о нулевом балансе телефона и родинке на её шее. А потом ни о чём не думал, только прятал подальше в себя растущее и крепнущее сожаление.

Тёмный подъезд, запахи из квартир, сырость, мусор, надписи, нацарапанные на стенах и медленно идущие вниз двое. Ночь обманула, наобещала несбыточного, опустошила, забрав всё и выставила их вон. Когда он открыл дверь, то увидел ровное чистое полотно, укрывшее землю. И свет вокруг. Пасмурное небо и земля в снегу были одного цвета и одного света.

Зима. Конечно, всё ещё растает, солнце согреет, морозы далеко, метели не скоро, но она уже здесь. Мудрая, древняя, справедливая и всё понимающая. Надежды, грёзы, вера в добро – это маленькие радости ребёнка, тайком читающего книгу под одеялом. Малыш решил, что перехитрил всех и радуется своей маленькой победе, своему уютному и загадочному миру. А мама стоит на пороге комнаты и улыбается, зная чувства маленького человека, понимая, как нужны ему такие моменты и как они скоротечны.

Потому что всё ложь. И книга, и мнимое убежище, и мечты. Всё это хорошо, всё должно быть. Но всё неправда. А настоящая здесь – только зима. Она не обманывает, не зовёт за облака, не скрывает буйными цветами и густыми зарослями землю. Грязную, сочащуюся перегноем, испещрённую червями, перемалывающую всё живое и дающую новую жизнь. Зима просто дарит свой чистый и строгий наряд всей этой копошащейся в нечистотах массе. Каждый раз она приходит и разрешает забыть, и даёт возможность написать всё с нового листа.

Оба прищурились, поёжились и остановились. Он вдыхал влажный холодный воздух и сожаление исчезло куда-то, уступив место грусти, чистой и спокойной. Она шагнула в снег, прошла вперёд и, оставив несколько грязных следов, обернулась: «Идёшь?» Он молчал и смотрел, как темнели отпечатки кроссовок. «Хочешь?» – горсть конфеток в её руке. Фантик от одной из них упал в наливающуюся водой ямку. «Кьхьфу! Мятная попалась! Терпеть не могу, – маленький зелёный цилиндр воткнулся в снег рядом с обёрткой. – Ну, ты заснул? Ладно, я опаздываю, давай, пока».

Цепочка тёмных следов потянулась вслед за ней.

Огонёк весело бежал от кончика сигареты к фильтру между её блестящих, всегда будто влажных губ. «Ну и что? Курение меня успокаивает. А волноваться – вредно. Значит, курить – вредно и полезно». Специально для неё он нашёл в кладовой старую сувенирную пепельницу из гипса – в виде ступни. Дурацкая и безвкусная поделка, подаренная кем-то из случайных знакомых. А она была в восторге. Всё любовалась ею, когда голая лежала на животе и курила, болтая ногами и хихикая от прикосновений его пальцев.

А он просто любил путешествовать по её совершенному телу. Скользил рукой по мягкой шелковистой коже: от шеи – к подмышке, от груди – к животу, от колена – к внутренней поверхности бёдер, от талии – к ямочке на пояснице. Контрастные полосы в зоне бикини выглядели прелестно. Выделяя совсем беззащитные тайные места, которые были не менее совершенны и изящны, чем всё остальное, очаровательными треугольниками.

С чем она была не согласна. «Что попало. Хочу равномерно загореть. А в солярии – вредно. И не хочу перед тётками раздеваться. Только перед тобой. Отвези меня на нудистский пляж в Майами. Или, на худой конец, отведи куда-нибудь, где без посторонних буду топлес и жоплес». Да, она любила ввернуть грубоватое словечко. Поначалу вообще материлась, как сапожник, но видя, что его коробит от этого, потихоньку научилась «фильтровать базар».