Александр Масалов - Левый берег Дона

Секретарша, сидевшая за большим офисным столом у окна, ей понравилась. Казалось бы, ничего особенного - рядовая фигурка, средний бюст и такие же ноги, но какая-то очень ладная, милая и опрятная.

- Добри ден, - произнесла Валя, останавливаясь перед секретаршей.

Та произнесла что-то в ответ.

- По-русски говорите? – спросила Валя.

- Разумеется.

- Давно из Совка?

- Недавно... Что вы хотите?

- Не подскажите, где я могу увидеть Михеева?

- Вам назначено?

- Нет. Мне надо передать ему кое-какие бумаги.

- Представьтесь, пожалуйста.

- Валентина Николаевна Петрова из России. Я в Чехии проездом.

Секретарша расцвела в дежурной улыбке и скользнула взглядом по папке, которую Валя держал в руках.

- Офис номер семь, - сообщила секретарша. - Прямо по коридору и налево.

- Спасибо, - сказала Валя.

Михей сидел во вращающемся кресле и курил. Из окна был чудесный вид.

- Добрый день, - сказала Валя, заходя в кабинет.

- Добрый, добрый. Кажется, мы с вами земляки? Вы…

- Валя.

- Да, Валюша, помню. Мне Мухин про вас рассказывал. Надолго к нам?

- Нет, я в Чехии проездом.

- Как там Ростов? - поинтересовался он небрежно.

- Как стоял, так и стоит. Другое дело, что вас там часто вспоминают. Хотят, чтобы вы вернулись.

- И рад бы, но в ближайшие годы это невозможно, - сказал он.

Валя улыбнулась.

- Брюнет спекся, - сказала она и положила на столешницу папку.

- Что это? - спросил он.

- Ваш билет обратно.

Михей развязал тесемки. Валя ждала, пока он посмотрит лежащие в папке бумаги.

- Что и говорить, занятные бумажки... - сказал он наконец и вскинул голову, пристально рассматривая главбуха «САП лимитед». - Да, очень может быть, что я вернусь в Ростов раньше, чем надеялся... Что я вам должен за эту папку?

- Ничего.

- Вы все еще на Полонского работаете?

- Да.

- Наилучшие пожелания ему.

Когда за Валей закрылась дверь, Михей подумал немного, а потом набрал номер, который во всем мире знало два десятка человек.

- Здравствуй, Монарх, - произнес он. – Как ты?

- Спасибо, не жалуюсь, - ответил низкий, хриплый голос.

- В Чехию не собираешься?

- Нет.

- Тогда я сегодня вечером прилечу в Россию на пару часов.

Монарх помолчал немного, затем спросил:

- Это связано с Ростовом?

- Да.

- Прилетай.

***

Полонский критически глянул на кучу из видеокассет и картонных папок, сложенных посреди двора. Потом - на Карину, которая возилась у видеокамеры на штативе.

Керосин в пластиковой бутыли стоял рядом, прямо на снегу. Отвинтив пробку, Станислав щедро полил кучу, бормоча:

- Хороший костер керосином не испортишь...

Наконец, бутыль иссякла. Полонский отшвырнул ее в сторону и сказал:

- Внимание. Начинаем. Мотор!

Карина уткнулась в видоискатель.

- Дамы и господа, а так же товарищи, хлопцы и братва, - громко произнес Станислав. - Я не знаю, в чьи руки попадет эта запись, поэтому обращаюсь столь широко. Куча, которую вы видите, - это архив покойного Геннадия Мухина. Я его нашел, как видите. Но читать не стал. Только посмотрел фамилии на корешках. Этого мне хватило, чтобы понять, какая это куча дерьма. Вы, вышеназванные, конечно, говноеды, но генкиным собранием даже вы подавитесь. Поэтому я принял решение никому не отдавать архив. Я решил его уничтожить - весь, до последнего листка и видеокассеты...

Полонский взял в руки верхнюю папку (она была подлинная, вот только этого политика давно не было в живых), глянул на обложку, усмехнулся, запалил ее зажигалкой и швырнул в общую кучу. Взметнулся столб пламени.

- А теперь, паскуды, рвите у себя волосы на жопе, - сказал Полонский, любуясь делом своих рук. - И не пытайтесь меня найти. Через полчаса у меня самолет в Стамбул. На туречине вы меня фиг найдете - даже если потратите на это сто лет... Выключай камеру!

Карина выключила.

- Ну, как я?

- Ты был великолепен, милый. Только зачем ты сказал о Турции?

- Потому, что мы туда не поедем.

Костер пылал. Вася, стоявший рядом, смотрел на пламя и ухмылялся.

- Когда все сгорит, - сказал Полонский, - не сочти за труд разрыхлить пепел лопатой.

Охранник кивнул. Станислав подхватил штатив с камерой и поволок в дом. Штатив был тяжелый. Нежелание таскаться с дорогостоящей аппаратурой, собственно, и побудила его еще на журфаке уйти именно в газетную журналистику, а не в электронные СМИ...

В кабинете Станислав поставил к стене штатив и сказал:

- Запись перепиши на две кассеты. Всего, значит, будет четыре кассеты – две с педофилией и две с нашим пионерским костром. Снабди оба комплекта сопроводительными надписями.