Алексей Жарков - Избранные. Вирд

За тонкой стеной соседка орёт раненым зверем, муж пытается её успокоить, звонит куда-то, кричит, но в голосе не отчаяние, а злость. Ночью не заснуть. И я начинаю писать. И лето снова пышет зелёными красками, пахнет ароматом костра.

Костры мы жгли в заброшенном коровнике, кособоком бетонном здании с выбитыми окнами, со всех сторон окруженном высоким сором. Саня попробовал картошку и сплюнул в золу.

– Сырая ещё, зараза. Ни хрена не получается.

Я пожал плечами и поковырял прутом угли.

– Скучно, – Варя зевнула и потянулась. – Ром, пойдем домой. Бабка заругает.

– Цыц, – ответил я.

Саня достал из кармана папиросу, подпалил, затянулся и выпустил горький густой дым, который медленно смешался с дымом от костра.

Пламя тихонько трещало, отбрасывая высокие тени. Варя сложила пальчики и на стене появилась морда огромного пса.

– Скучные вы, – Варя снова зевнула. – По грибы завтра пойдем? Там их куча целая.

Саня кивнул и улыбнулся. Моя сестра ему нравилась, тут и гением не надо быть. Верка сявила, что видела, как Саня и Варька целовались. А мне что?

– Бабка говорит, грибной год – плохо, – вспомнил я.

– А почему? – удивился Саня.

– Чёрт её разберёт.

Варя пихнула меня локтём в бок.

– Пойдем домой, ну. Бабка орать будет. А завтра по грибы. Всё равно картоха у вас противная получается.

Я встал, отряхнул штаны, собрал в корзину не пострадавшую от наших рук картошку.

– Пойдем, нытик.

Саня затоптал костер, и мы медленно направились к дому. От летней духоты не осталось и следа, небо переливалось звездами, сестра шла, задрав голову.

– В городе такого не будет, а? – спросил Саня и невзначай приобнял Варю за плечи.

– Неа.

Я закатил глаза и ускорил шаг. Узкая тропинка вела сквозь поле, вдалеке сияли окна домов. Ветер трепал волосы и гладил лицо, а с неба подмигивали бриллианты звёзд. И действительно красиво.

Об этом тихом вечере я вспоминаю с особенной тоской. Больше таких вечеров в моей жизни не было.

Утром меня разбудила Варя, уже одетая в белое платье. Она нависала надо мной, уперев руки в бока и поджав губы, из окна на лицо падал луч солнца, и она хитро жмурилась.

– По грибы, – приказала сестра.

Я со вздохом зарылся в пододеяльник, но Варя, когда хотела, умела быть очень убедительной, после пяти минут нытья, я понял, что покоя не будет и встал.

Во дворе уже ждал Саня в голубом чепчике, держал в руках корзину и лыбился во все тридцать два зуба. Варя взяла у бабки ведёрко, повязала на голову ярко-красную косынку, спрыгнула с крыльца и побежала в сторону леса. Белоснежное пятнышко среди жёлтого поля. Саня втопил за ней. Я лишь покачал головой. Солнце душило, обжигало, от него не спасала даже футболка, которую я стянул и повязал на голову, по спине бежал пот, а мозги варились внутри черепной коробки.

Друзей я нагнал уже на тропинке в лес. Варя сидела на корточках и внимательно изучала землю. Вскочила, завизжала и продемонстрировала нам с Саней гриб.

– Это мухомор, дура, – сказал я.

Варя надула губы.

– Не ври.

– Я и не вру, – но усмешки сдержать не смог.

– Харе тебе, Ром, – вступился за благоверную Саня. Я только махнул рукой.

В лесу было прохладнее, пахло травой и чем-то едва уловимым, но тяжелым, неприятным. В городе во дворе как-то сдохла кошка и на солнце пролежала неделю, пацаны её палкой переворачивали, вот похожая вонь стояла в лесу, но менее сильная.

Тропинка уводила нас всё дальше и дальше. Потеряться мы не боялись. Лес – он только так назывался, на деле рощица, дай бог. Сочная, зеленая листва тихо шелестела, едва слышно щебетали птицы, Варя кричала от радости каждый раз, когда находила новый гриб, а Саня хвалил её и гладил по голове. Зачем только меня тянули?

– Сань, дай папиросу, – попросил я. Курить мне не нравилось, курил реже, чем Саня, но иногда всё-таки мог побаловаться.

Он кивнул и протянул папиросу со спичками. Я закурил. Горло дерануло наждачкой, голова слегка закружилась, а во рту появился привкус травы.

Толстые осины расступились, открывая большую поляну.

– О, сейчас поживимся! – закричала Варя, бросилась вперед и замерла.

С противоположной стороны, в деревьях стояла девочка и дрожала, точно от холода, увидела нас и вышла на поляну.

– Варя, быстро сюда! – крикнул я.

Сестра мигом очутилась возле меня.

На девочке были широкие штаны и грязная блузка, вся в подпалинах и рваных дырах.

– Сань, беги бабку зови.

– Не надо, – голос девочки звучал хрипло, и устало, голос не ребенка, а древней старухи.