Сергей Бурый - Случившееся

Лев Натанович открыл тетрадь и пролистал ее. С каждой перевернутой страницей его страх нарастал. Записи были сделаны неаккуратно, хаотично, будто писавший каждый раз в спешке орудовал ножом, а не пером. «Писать смолой деревьев», «заговорил с белкой», «степь отступила, теперь я один» и множество однотипных записей «сегодня убил…», число засечками и примитивный рисунок дерева.

На последней странице доктор обнаружил запись, сделанную Проклом накануне гибели. «Рататоск нашептал, он идет».

Лев Натанович спешно убрал тетрадь во внутренний карман, сложив ее вдвое, и вышел из жилища как раз в тот момент, когда барон Корф открыл дверь госпиталя.

Рано темнело. Ворона смотрела в окно и видела, как расселись бескрылые за столом.

Анна Павловна кружила вальс, расставляя нескончаемые тарелки.

– Откуда это вы, голубушка, столько всего вычерпали? – ухмылялся Лев Натанович, севший на свое привычное место во главе стола. – А говорили, нехватка продовольствия.

– Так гости же, Лев Натанович, – оправдывалась Анна Павловна, понимая, что переборщила, оголив ради этого обеда чуть ли ни весь склад. В порыве произвести впечатление на барона Корфа остановиться она не могла.

По правую руку от доктора сидел Валерьян, по левую – Маруся Павловна. Молодые люди напряженно переглядывались и посматривали на гостей.

Мария Леопольдовна к обеду не спустилась – она занималась сыном и так увлеклась, что даже не обратила внимания на странные события, произошедшие в военном госпитале. Ей и так хватало странностей: Мария Леопольдовна не разбиралась в детях, но догадывалась, что на второй день ребенок вряд ли начнет ползти. Мальчик, однако, всего за одну ночь оброс, по-младенчески возмужал, стал ясно смотреть на мир и перед обедом вдруг пополз. Она еще не знала, что к вечеру он научится ходить.

Барон Корф расположился напротив Льва Натановича, по правую руку от него сидела Лидия, по левую – Кира и Калипсо.

– И все-таки не понимаю, Лев Натанович, – громыхнул барон, – почему это вы так любите войну. Что же в ней хорошего?

Лев Натанович, насадивший на вилку уже второй маринованный огурец, поперхнулся. Все в доме знали, что доктор мирился с войной, как с необходимым злом, даже симпатизировал ей. Он любил медицину и свою врачебную практику, а война питала его страсть, поставляя сырье. Но никто не осмеливался говорить об этом, чтобы не смущать Льва Натановича.

– А с чего вы взяли, что я люблю войну? – нашелся доктор.

– Ну как это с чего, – засмеялся барон, – смешной вы человек! Вы же сами мне об этом сказали.

– Полагаю, вы ослышались, барон, – отрезал Лев Натанович, отправил в рот второй огурец и захрустел.

– Ничего я не ослышался, – обиделся гость.

– Я думаю, уважаемый барон, – вклинился Валерьян, – доктор имел в виду…

– Валерьян, позвольте я сам буду говорить за себя, – оборвал его Лев Натанович. – Если вы желаете знать – да, мы все здесь заждались войны. Именно заждались. Но это не значит, что мы ее любим.

– И что же вам, без войны плохо живется? – с усмешкой спросил барон. – Если хотите мое мнение, войны надо не ждать, а бояться.

– Бояться? – завелся Лев Натанович. – Чего же ее бояться, что в ней такого страшного? Чего я не видел на этой вашей войне?

– Извините, доктор, не хочу вас обидеть, но были ли вы на войне, чтобы так о ней рассуждать?

– Был ли я? – вскипел Лев Натанович. – Да что я могу не знать о войне! Страшиться нужно чего-то неизведанного, а здесь я все знаю, могу восстановить по травмам любое событие, видел все, спускался в бездну, на самое дно. Я был там, слушая рассказы солдат, которых спас от смерти здесь, в этом госпитале!

Повисло молчание, в которое шагами ворвалась Анна Павловна, державшая в руках котел.

– Грибной! – объявила она так торжественно, что этим неуместным пафосом сумела снять установившееся напряжение.

Анна Павловна поставила котел, взяла черпак и посмотрела на барона.

– Позвольте вашу тарелку, – потребовала она.

– Анна Павловна, милая, спасибо, но я предпочел бы отказаться.

– Ну как это, так нельзя, – забормотала кухарка, взяла тарелку и наполнила ее супом, – отказаться никак нельзя.

Анна Павловна поставила тарелку прямо под нос барону Корфу, который тут же позеленел и принял такой вид, будто его прямо сейчас вывернет на стол.

– Ммм! – закричал Витенька, вбежав в гостиную с газетой в руках.

Он прыгнул на руки к Льву Натановичу и начал совать ему в лицо газету.