Сергей Бурый - Случившееся

Возникает движение, поддерживающее независимость Страны напалма. Через пять лет число жертв, пытавшихся проникнуть туда, достигает 19 683.

– А.

– Что «А».

«А» уже случилась, висит на стене, зачем буква снова приходит в голову, превращается в звук?

– Я не буду.

Встряхнул мешок и высыпал оставшееся на пол. Есть там еще что? Мне нравилась идея отца про египетские рудники, даже позаимствовал ее, когда придумывал сюжеты для своих рассказов. Я спрашивал Брутто Зельца, почему отец не воплотил ее, он ничего не знал. Не знаю, где это теперь найти, тут нет.

– А.

– Хватит.

Надоело, это все равно случится, не вижу смысла тянуть. Решено – пойду на кухню.

Пошел на кухню и, стараясь не смотреть туда, достал две луковицы, разделочную доску, нож, принялся чистить. На столе фотография, где мы улыбаемся с Инной. Я резал лук, слезились глаза.

Мои ритуалы не при чем, Инна умерла по другой причине, я это знаю.

Оно вошло в дом и убило всех.

Пора сделать это.

Соберись. Давай.

Давай!

Я посмотрел на магнитную доску, там было написано слово. Все так, как я думал. В тот день, когда погибла Инна, я почему-то написал слово на доске. Сделал это на автомате, не думая. Потом на автомате поставил напоминание в телефон, и снова написал слово. Инна увидела напоминание в телефоне, и мы попали в аварию. Слово убило ее. Я убил ее, написав слово. Не мои ритуалы, может быть, даже не авария. Вдруг она произошла случайно? Или это слово спровоцировало аварию? Не знаю. Я уверен, в тот день все случилось бы по-другому, не будь я таким дураком.

Что я наделал?

Вернулся в гостиную, сел на пол и стал перебирать отцовские записи. Интересно, почему я все еще жив? Я научился не думать о слове, даже когда вижу его, наверное, поэтому. Не могу объяснить, как это получается.

Я вдруг решил, что не сдамся. Мне нужно понять, откуда взялось слово, почему оно появилось и уничтожило все, что было дорого, моими руками.

– А.

– Нет.

– А.

– Хватит.

Оно осаждает меня, как армия, собравшаяся вокруг крепостной стены и изматывающая город. Буквы – снаряды.

– А.

– Нет. Уйди.

Уйди, говорю.

Мне кажется, есть только один выход – самому стать словом, уйти в книгу отца, которая теперь и моя, превратиться в персонажа. «Война войдет без стука», я войду в нее и поселюсь надолго. Буду жить в книге. Слово не убьет меня в вымышленном мире, его там нет.

Не знаю, вернусь ли я оттуда.

Запомните меня Новожиловым, сыном последнего русского классика Всеволода Ивановича Новожилова. В детстве меня беспокоило расстройство, оно и сейчас беспокоит, но я хочу сказать одно: не надо бояться. Всю свою жизнь я боялся того, чего нет, совершал ритуалы, загонял себя в угол. Страх должен умереть. Мне жаль, я понял это только сейчас, когда пора уходить. Я любил Инну, я виноват в ее смерти, я создал нечто ужасное, я бегу от этого, я должен понять, что сделал, я должен что-то исправить, я должен это себе, Инне, всем, кого любил и люблю. Простите меня.

Получилось так пафосно, аж противно. «Запомните меня Новожиловым», «страх должен умереть», «простите меня». И это мои последние слова? Лучше простите меня за них.

Это случилось, а значит я умру. Я придумал слово, которым можно убить. Я убил, теперь мне надо спастись.

Я посмотрел в окно, шел дождь. Машина была чистой, на пассажирском сиденье никого.

Я пододвинул стул, сел на него, закрыл глаза и стал персонажем.

Прокл крутил колесо. Это было его единственным занятием. Он крутил колесо, и через несколько минут дерево падало. Сгорбленный, жилистый, бородатый Прокл, весь в глубоких шрамах, в свои тридцать шесть напоминавший старика, рубил почти под самый корень, не выкорчевывая пни. Он сконструировал этот аппарат много лет назад, когда только начинал работать в военном госпитале.

Прокла с женой поселили в небольшом отдельно стоящем доме позади госпиталя. Поначалу он прекрасно справлялся с обязанностями заведующего хозяйством.

Все изменилось, когда однажды утром, спустя год после переезда, Прокл вышел на крыльцо, осмотрелся и понял, что деревьев вокруг стало заметно больше. Он позвал жену. «Больше». «Значительно?». «Значительно». Прокл спросил у Льва Натановича Извозчикова, главного доктора военного госпиталя, есть ли у него книги по дендрологии, и получил отрицательный ответ.

Прокл начал каждый месяц ставить засечки на крыльце, указывая видимое число деревьев. Через полгода он ужаснулся, когда понял, что число утроилось. В это же время ему в голову пришла конструкция аппарата, который помогал бы ему валить деревья. То, что с деревьями нужно бороться, не вызывало у Прокла сомнений.