Дмитрий Потехин - Пандемониум. Мистические повести

Последние слова следовало воспринимать как шутку, но никакой улыбки за ними не последовало. Лишь вторая барышня как-то странно, словно против своей воли осклабилась.

– Ну что же, начинаем! – торжественно объявила кукла. – Вы, молодой человек, предпочитаете ознакомиться с игрой в теории или сразу начать с практики?

– Наверно, сразу с практики, – пожал плечами Евгений, не ощущая ни малейшего интереса.

На смену испугу, возникшему в первые секунды знакомства с чокнутым артистом, пришло раздражение и скука. Он никогда не интересовался такими играми, даже шахматы и карты побывали в его руках пять-шесть раз за всю жизнь.

Равнодушно следил Евгений за тем, как игроки передвигали по полу глиняные фигурки с помощью тонких, похожих на маленькие биллиардные кии палочек, переговаривались, используя непонятные термины, обращались за советом к Мсье Фантазму, который вроде бы тоже играл, но без энтузиазма, как взрослый, которого дети упросили поучаствовать в их забаве. Кроме того, он, кажется, исполнял роль арбитра и авторитетного знатока правил, которых в этой игре было великое множество.

В какой-то момент барышня-обладательница мундштука, дернулась и застыла, точно обратившись в статую. Мундштук вывалился из ее неподвижных губ.

– Началось! – усмехнулся господин с серьгой

Мсье Фантазм привстал с кресла и внимательно посмотрел в неподвижные глаза девушки своими зеркально-черным линзами.

– Мадмуазель Кранц похищена демоном! – объявила кукла. – У кого-нибудь есть желание спасти ее?

Из замороженного состояния тело барышни вдруг перешло в мелкую, пугающую своей противоестественностью дрожь, словно сквозь него пропустили электричество. Евгений заметил, что ее чуть ожившие глаза горят ужасом и одновременно… счастьем.

– Я, пожалуй, попробую, – лениво промолвил Ник. – У меня в запасе еще пять ходов.

Евгений встал и сухо откланялся.

– Мне пора, извините. До свидания!

Ник недоуменно вытянул лицо, но возражать не стал и лишь махнул на прощание рукой.

Евгений вышел из комнаты в полумрак, оставив своего друга спасать мадмуазель от демонов в компании всезнающей куклы. Ему было мерзко.

Вернувшись домой, Евгений почистил зубы и, застелив диван, лег спать, хотя час был еще не самый поздний и было время повторить немецкий.

«Все равно я вас уважаю, мистер Беннетт!» – прошептал он, глядя в высокий, окутанный мглой потолок.

Сон не шел. Из-за стены до слуха Евгения доносились еле слышные голоса соседей. Точнее соседки, с которой хрипло разговаривал неизвестный мужчина.

– Я ему говорю: «я за отечество жизнь отдам, а не за ваши кресты!» А он мне… – гость ушел в глухое, невнятное бормотание, видимо будучи сильно пьян. – Вошь беломундирная! Шпак драный! А я его, когда обстрел начался… я его вот этими руками… за глотку р-раз, как гуся!

– Петенька, – простонала соседка дрожащим голосом. – Как же…

– А он трепыхаться… «Страшно?», – спрашиваю. – «Страшно, вашебродие?»

– Тише! Что ж ты такое говоришь… А услышит кто?

– А мне плевать!

– И что?

– А ничего! Придушил. Народ весь свой, никто не выдаст.

Она начала что-то горячо ему шептать, то и дело всхлипывая.

– Успокойся, – мрачно проговорил он. – Успокойся, сказал! Ничего не было! Эта тварь… никто о нем вспомнит! Там сейчас не то что год назад. Пополнение идет – одна сволочь и уголовники, по рожам видно. Думаешь, они воевать будут, хе-хе… Скоро там такое начнется!

Евгений слушал, чувствуя, как в груди останавливается и замерзает сердце.

– А я не вернусь туда, шиш! Чтоб меня как крысу в подвале газом – не-ет, гниды…

Евгений почувствовал, как его лицо наливается тяжестью, превращаясь в свинцовую маску. Он заплакал тихо и горько, не разжимая век и яростно скаля зубы, точно ему самому выжигало хлором глаза. Раскаяние и стыд за свою ничтожную, бесславную жизнь, лютая ненависть к ним ко всем: и к царю, и к правительству, и к Зауеру и ему подобным, и к этому пьяному мерзавцу за стеной, который (уже по голосу ясно) растерял все человеческое.

– Идиоты! – шептал Евгений, скрипя зубами. – Скоты!

Когда слез больше не осталось, и катарсис был пройден, он зарылся в измятую подушку и скоро уснул, вопреки забитому от притока слизи носу и продолжающим сочиться сквозь стену гнусным откровениям.

Он сидел в том же самом зрительном зале, на том же самом месте. Правда, на этот раз занавес был поднят, а сцена освещена. Слева от него сидел доктор Беннетт, справа – Мсье Фантазм. Других зрителей Евгений не видел, быть может, их и вовсе не было.