Дмитрий Янковский: Чумной поезд

— Вы понимаете, что это означает? — Трифонов чуть сощурился.

— Не понимаю вас. Для меня это означает, что Олег Иванович получил шанс выжить, если на него будет совершено нападение. Не больше и не меньше.

— Олег Иванович, а вы как объясните тот факт, что в той беседе вы ничего мне об этом не сказали?

— А надо ли объяснять? — Аналитик пожал плечами. — В Воронеже у меня не было убедительной причины быть с вами настолько откровенным, товарищ генерал, чтобы сразу выложить всю информацию. Кроме того, я и Наталья обязаны Василию Федотовичу и обещали сохранить его тайну. Думаю, у вас нет причины подозревать меня в неумении хранить секреты?

Трифонов нахмурился. Конечно, ему было неприятно чувствовать себя одураченным.

— А сейчас в откровенности уже нет необходимости, — добавил Пичугин.

— Почему вы так решили? — осторожно спросил генерал.

— Потому что, я уверен, Василий Федотович вам сам все рассказал, и полагаю, что сделал это в обмен на наши жизни. Полагаю также, что сделал он это под ваше честное слово. Он ведь идеалист. Верующий человек. Верит в Бога, верит людям. Поверил и вам, передав ответственность за любое решение.

Генерал вынул миниатюрный приемник из уха и жестом приказал операторам выключить камеры и прослушку.

— Интересный подход, — сообщил он.

— Весь этот спектакль был устроен исключительно с одной целью, — уверенно заявил Пичугин. — Проверить, насколько Наталья загнана в угол.

Трифонов несколько напряженно вздернул брови, а Евдокимова искоса глянула на Пичугина.

— Сначала я все списал на случайности, — признался он. — И хотя не особенно вам доверял, товарищ генерал, но и обвинять без повода вас не хотелось бы. Теоретически, конечно, кто-то из воронежских врачей мог бы действительно отправить письмо в Москву о том, что циклосульфон вкололи больному, который без сознания, то есть без его письменного согласия. Но, взвесив ситуацию, я усомнился в этом. Во-первых, ни у кого на это не было мотива. Всем в Воронеже, включая Шиловскую, выгодно как можно быстрее победить болезнь, с как можно меньшими потерями и чтобы об этом поскорее забыли. А тут такой скандал. Смысл? И хотя люди способны делать гадости и без особых на то мотиваций, я поставил себе в голове галочку. Во-вторых, при мне Наталья никому не говорила название препарата.

— На совещании я его тоже не озвучивала, — кивнула она.

— И получается, что первым название «циклосульфон» услышал Кочергин, а затем и вы, — заявил Пичугин. — Когда Наталья рассказала о его разработке и о надобности в кислоте. Я еще тогда подумал, чего это Кочергин так интересуется отношениями между Натальей, Олейником и Думченко? Несколько раз уточнил, насколько она им доверяет. И, заметив ее неуверенность, передал вам, думаю. От него же вы узнали, что препарат экспериментальный, а затем выяснили, все ли из заразившихся медиков подписали согласие на введение циклосульфона.

— Герасименко отказался категорически, — сообщила Наталья.

— И вы, товарищ генерал, дозвонившись до Герасименко, как-то мотивировали его написать соответствующую жалобу в Москву, в Росздравнадзор, — с уверенностью добавил Пичугин. — Вам-то точно не могли отказать в возможности телефонного разговора.

— Но зачем? — удивилась Евдокимова.

— Чтобы загнать тебя в угол, — пояснил Олег. — Что весьма не просто. Ты ведь ничего не боишься. Ничего, кроме одной малости. Остаться ненужной, недоделать, не завершить, остаться без любимой и важной для тебя работы. А вы, товарищ генерал, безусловно, переворошили документы, характеризующие Наталью, и поняли это. Поняли, что у вас есть единственный рычаг воздействия на нее.

— И давно вы пришли к таким выводам? — с мрачным видом спросил Трифонов.

— Сразу, как только получил от Наташи СМС, что она не смогла найти входящий номер письма Олейника.

Трифонов опустил взгляд и почесал кончик носа.

— Это тут при чем? — удивилась Наталья.

— А я вам сейчас фокус покажу, — произнес Пичугин с кривой усмешкой. — Вангую я, что номера не оказалось там, где он точно должен был быть.

— Ну да… — осторожно подтвердила Евдокимова. — В журнале был вписан только исходящий, а входящий курьер забыл вписать.

— Забыл? — Пичугин в упор посмотрел на генерала, но тот отвел взгляд. — Я уверен, что он не забыл. Его вежливо попросили этого не делать до вечера или до понедельника. Это ведь пустая формальность. Кому может он понадобиться?

— Но зачем? — все еще не понимала Наталья.