Фред Варгас - Неправое дело

Кельвелер встал слишком поздно, завтрак в гостинице уже закончился. Он почти гладко побрился и вышел под мелкий дождик, моросивший над городком. Городок – не то слово. Скорее поселок. Пор-Николя наверняка был мелким средневековым портом, здесь еще сохранились узкие улочки, которые могли бы заинтересовать Марка Вандузлера, но только не Луи. Вспомнив о Марке, он заметил церковь и распятие на холме, сооружение, конечно, красивое, украшенное разными чудищами и прочей нечистью, способной вселять ужас в души верующих. Метрах в двадцати стоял полуразрушенный гранитный фонтан, из которого бежала струйка воды. Под усиливающимся дождем Луи качнулся вперед, согнув здоровую ногу, чтобы обмакнуть руку в фонтан. Тысячи людей приходили сюда, чтобы окунуть в эту воду свои печали, просили помощи, любви, детей, помышляли о мести. За века вода основательно прониклась людскими просьбами. Луи всегда нравились чудотворные источники. У него мелькнула мысль опустить в воду больное колено. Хотя нет никакой гарантии, что фонтан чудотворный. Но в Бретани, да еще рядом с распятием, иначе и быть не могло, людей не обманешь, любой недоумок отличит чудодейственный фонтан. Этот красивый уголок пришелся Луи по душе. Он нависал над поселком, так что отсюда видна была его современная часть. Пор-Николя был разбросан по берегу. От него остались лишь виллы, рассеянные в сотнях метров одна от другой, а вдали размещалась промышленная зона.

От опустевшего поселка сохранилась лишь центральная площадь с большим каменным крестом, гостиница, кафе, мэрия и десятка два домишек. Ее окружали беспорядочные постройки – гараж, виллы, супермаркет, отвратительный центр талассотерапии и так далее, раскиданные подобно костяшкам домино, – их соединяли дороги с перекрестками.

Луи больше нравился волшебный фонтан, куда он окунул руку, и изъеденные временем гранитные монстры на распятии. Он сидел под дождем на скале, выступавшей из низкорослой травы. Внизу мельтешились какие-то фигурки, несколько – возле вилл, а одна – рядом с мэрией. Возможно, это был мэр Мишель Шевалье, тип неопределенный, карточка «П» – «прочие». Эти «прочие» всегда ставили его в тупик. Зачастую это были личности слабые, словно полинявшие в круговороте жизни, занимавшие неопределенное место, от которых не знаешь чего ждать. Луи плохо понимал эти нерешительные натуры. Возможно, мэр ежедневно задавался вопросом, блондин он или брюнет, мужчина или женщина, и самые простые вещи вызывали у него сомнения. Но в конце концов, Луи и сам не знал, что ответить, когда его спрашивали, откуда он родом. Не знаю, а какая разница, просто сын Рейна. Люди долгое время отвоевывали Рейн друг у друга и даже поделили его пополам. Делить воду – только человек способен на такую глупость. Рейн нигде и никому не принадлежит, а он был сыном Рейна, так сказал ему отец, национальность его неизвестна, мир предан огню и мечу, и он не станет ломать над этим голову. Когда никому не принадлежишь, можно быть кем угодно. Турком, китайцем, бербером – почему бы и нет, если ему вздумается, индонезийцем, малийцем, уроженцем Огненной Земли, и пусть ему скажут хоть слово, сицилийцем, ирландцем, ну и конечно французом или немцем, кем захочет. А главное, можно придумать себе целый легион предков – знаменитостей или ничтожеств.

Луи вынул руку из фонтана и поглядел на нее. Вытирая ладонь о влажную штанину, он в который раз подумал о том, что уже пятьдесят лет живет во Франции и все это время его называют Немцем. Люди ничего не забывали, а он и подавно. Выпрямляясь, он подумал, что надо бы позвонить старику. Уже месяц он не имел вестей от отца. На том берегу Рейна, в Лёррахе, старик посмеется, узнав, что он сейчас расследует. Стоя у фонтана, Луи окинул взглядом Пор-Николя. Он знал, почему колеблется, с чего начать – с Полины или с более спокойной встречи с мэром?

К своему приходу в бункер в десять утра Марк Вандузлер подготовил все мыслимые отговорки на возможные предложения Луи Кельвелера. А потому спокойно вошел, поцеловал Марту и удивился, не обнаружив на столе записки. Луи наверняка оставил ему послание с просьбой отправиться с ним за тридевять земель. А может, попросил Марту ему передать. Но Марта ничего не сказала. Ну и ладно, все молчат, и слава богу.

Марку никогда не удавалось придерживаться раз принятого решения – правильного или нет – больше десяти минут. Нетерпение всегда побуждало его отбросить осторожность, и мелкие обиды вмиг исчезали, когда приходилось решать неразрешенные вопросы. Неразрешенные вопросы Марк не мог терпеть больше всего на свете. А потому, поерзав на стуле, поинтересовался у Марты, не велел ли Луи что-нибудь ему передать.