Лоренцо Каркатерра - Гангстер

Паолино Вестьери мечты об Америке вполне хватало, чтобы поддерживать в нем стремление жить. Вестьери был тридцатишестилетним пастухом из Салерно; у него на глазах от трехсот обитателей процветающего селения осталось всего полдюжины, превратившихся в беспомощные жертвы голода, воров и болезней. Он имел восьмилетнего сына Карло и жену Франческу, беременную сейчас на восьмом месяце их вторым ребенком. Несмотря на постоянные трудности, Паолино вовсе не собирался покидать Италию. Но в конце зимы 1906 года его отец, Джакомо, попал в руки каморристов — бандитов в Италии везде называли по-разному: в Сицилии — мафией, а в Неаполе-каморрой. Он умолял дать ему еще немного времени на уплату давнишнего долга, но его не послушали. Его раздели донага, повесили на большой оливе, распороли ему живот. Через три дня Паолино узнал об участи своего отца и не без труда отыскал его труп. К тому времени его успели изуродовать вороны, он кишел личинками мух. А возвратившись домой, он обнаружил, что Карло пропал. Его жена заходилась в рыданиях; Паолино никогда прежде не слышал, чтобы женщина так орала.

— Они забрали Карло! — кричала она сквозь слезы. — Они забрали моего сына!

— Кто — они? — спросил Паолино, обнимая жену.

— Каморра, — с трудом выговорила Франческа. — Они забрали моего мальчика. Они забрали его в счет долга твоего отца. Долга, который мы не можем заплатить.

— Хватит кричать, — сказал Паолино. Он выпустил жену из объятий, прошел в спальню и взял свою лупару. — Я верну Карло.

Франческа рухнула на колени, слезы ручьями текли из ее глаз, она в отчаянии рвала на себе волосы.

— Мне нужен мой сын, — стенала она. — Пусть вернут сына. Если они хотят получить долг, скажи им: пусть требуют с твоего отца. А не с моего мальчика.

— Они уже получили долг с моего отца, — ответил Паолино. Он проверил, заряжена ли лупара, шагнул мимо жены и вышел за дверь.

Паолино стоял посреди небольшой гостиной, глядя на своего сына и мужчину, сидевшего рядом с ним. Из угла рта мужчины торчала тонкая сигара, струйка дыма ласкала полную загорелую щеку. Он погладил Карло по макушке.

— Хороший мальчик, — сказал, широко улыбнувшись, мужчина. — Очень тихий. Не доставляет нам никакого беспокойства. Мы уже считаем его почти членом нашей семьи.

— Я верну тебе твои деньги, Гаспаре, — сказал Паолино; лупара висела у него на плече, полуприкрытая рукавом его пастушеской куртки. — Даю тебе слово. Прошу тебя, позволь теперь мне забрать моего сына.

— Твой отец тоже давал мне слово, — ответил Гаспаре, вынув сигару изо рта. — Много раз. Но я так и остался ни с чем. Кроме того, с нами мальчик узнает лучшую жизнь. Мы сможем дать ему намного больше, чем ты. Что касается тебя, то теперь, когда твоего отца больше нет, ты больше ничего не должен. По крайней мере, нам.

Паолино посмотрел на сына и вспомнил, как много раз сажал его ранним утром на плечи и шел вместе с ним по склону холма, между старых олив, к пасущейся отаре. В его голове, как наяву, прозвучал счастливый смех мальчика, просившего отца идти побыстрее. Но это короткое блаженное воспоминание сразу вытеснилось образом взрослого Карло, превратившегося в жестокого каморриста, молча, презрительно глядящего с вершины того самого холма, поросшего оливами, как его подручные, обвешанные дорогими ружьями и пистолетами, выгребают из карманов бедняков гроши, заработанные тяжким трудом. Паолино Вестьери знал, что должен любой ценой не допустить, чтобы из его сына, которого он так сильно любил, вырос такой человек.

Он шагнул поближе к Гаспаре и своему сыну, как будто не видел двоих мужчин, стоящих в углах комнаты.

— Так или иначе, — сказал Паолино, — но сын уйдет вместе со мной.

— Разговариваешь ты смело. — Гаспаре снова взял сигару в зубы. Его голос сделался резким. — Но мы еще посмотрим, надолго ли хватит твоей смелости.

— Позволь мне забрать моего сына, — вновь сказал Паолино, ощутив, как по его шее и спине потекли струйки пота.

— Мне больше нечего тебе сказать. — Гаспаре махнул рукой, указав Паолино на дверь. — Отправляйся к своим овцам, пастух. Ну а о мальчике я позабочусь.

Паолино упал на колени, лупара, до того висевшая за спиной, вдруг оказалась у него в руках. Но он направил стволы не на преступника Гаспаре. Оружие было нацелено точно в грудь его любимого сына. Двое мужчин, стоявших в углах, выхватили пистолеты и взяли Паолино на прицел. Гаспаре отшатнулся от мальчика, продолжавшая дымиться сигара выпала у него изо рта, и он поймал ее на лету. Карло уставился на отца, его губы дрожали.