Михаил Ахманов - Шутки богача

– С кем тебе было лучше, – проворковала она, – с ней или со мной? Хочешь попробовать еще разок? Чтоб сделать правильный выбор?

"С чего ее так разбирает?.. – подумал Каргин. От бренди с персиками?”

Но вслух произнес:

– Время неподходящее, детка. Кроме того, с мисс Финли меня связывают только служебные отношения. Случалось, правда, мы болтали о том, о сем…

– О чем же?

– О Париже.

– Я тоже хочу поболтать о Париже, – сказала Мэри-Энн и принялась стягивать майку.

Но Каргин шлепнул ее по перепачканному песком бедру и встал, натягивая берет.

– Сказано – не время! Прибереги свою энергию для джунглей.

– А что мы там будем делать, дорогой?

– Прятаться, ma chere, [9]прятаться. Ты ведь не думаешь, что я перебил всех нехороших парней?

В небесах вдруг загудело. Вначале рокот был отдаленным, едва слышным, но с каждой секундой он становился все отчетливей и сильнее, будто к острову неслась эскадрилья разъяренных пчел. Звуки наплывали с севера, дробились в зубчатых коронах скал, перекликались отраженным эхом и падали вниз, сливаясь с шелестом волн и листьев. Затем мощное ровное гудение заглушило их, и хотя утесы загораживали от Каргина северный небосвод, он догадался, что над поселком и бухтой кружат самолеты. Скорее всего, не меньше пяти-шести.

– Джунгли отменяются, – сообщил он Мэри-Энн и выскочил на пляж. Но не узрел ничего интересного – скалистые стены над Лоу-Бей ограничивали видимость.

Каргин вернулся под деревья.

– Хорошо бы подняться наверх… Туда! – он бросил взгляд на смотровую площадку. Она являлась лучшим пунктом наблюдения, самым досягаемым и безопасным, если учесть, что в Хаосе еще бродила пятерка басурман. К тому же к ней вела дорога, недлинный серпантин, соединявший пляж и рощу с Нагорным трактом. Четверть часа, и они доберутся до площадки.

– Кто-то прилетел? За нами? Значит, приключения кончились, ковбой? – поправив майку, Мэри-Энн с широко раскрытыми глазами вслушивалась в слитный гул моторов.

– Еще не знаю. Смотря кто явился, и зачем. Так что автомат не бросай! – он схватил ее за руку и потянул к дороге.

Они шагали быстро, молча, сберегая дыхание. Серпантин поднимался вверх шестью извивами, и за последним поворотом, когда деревья расступились, стали видны узкий пояс Нагорного тракта с мостами, туннелями и круглой пряжкой-озером и дворцовая кровля с ажурным цветком антенны. В небе серебристо-серыми тенями мелькали самолеты: три “оспрея” – над взлетным полем и бухтой, а два, большие транспортные “бо-инги” – над виллой и прилегавшим к ней садом. Эта пара кружила в вышине, и пространство под ней было расцвечено яркими прямоугольными кляксами парашютов. “Сотни полторы”, – прикинул Каргин, глядя, как из чрева “боингов” вываливаются все новые и новые фигурки.

Когда они забрались наверх, транспортные самолеты уже развернулись к северо-востоку, один “оспрей” приземлился, второй готовился к посадке, а третий все еще свивал круги над бухтой. Кроме того, у восточных скал возник вертолет, каких Каргину видеть еще не доводилось – черная угловатая машина, похожая на гоночный автомобиль под полупрозрачным диском рассекающих воздух винтов. Видимо, он прилетел из Кальяо, а вот самолеты, если судить по обратному курсу, явились с американских берегов. Вскоре эта гипотеза перешла в уверенность: парашютисты действовали со сноровкой, какую вколачивают не в перуанской армии, а в войске великой державы. Такая держава в окрестностях имелась лишь одна, и потому было бессмысленно строить иные предположения.

– Кто это, Керк? Как ты думаешь? – Нэнси дернула его за рукав.

– Думаю, твои соотечественники, детка, – буркнул Каргин. – Явились, не запылились, вояки хреновы… Ликвидаторы ликвидаторов…

Он сплюнул, поднял бинокль, поднес к глазам. Верхняя терраса с павильоном-обсерваторией была пуста, но перед домом и на широкой дворцовой лестнице, среди колонн и сфинксов, уже кипела яростная схватка: парашютисты накатывались цепью, палили по окнам, приседали, падали, поднимались, шаг за шагом оттесняя людей Кренны; сколько тех было, Каргин разобрать не мог, но защищались они отчаянно, как стая попавших в ловушку волков. У южного флигеля метнулось пламя, взлетел бесформенный черный комок, потом под раскатистый грохот засверкали новые вспышки – били из подствольных гранатометов и базук. Сфинкс, украшавший лестницу, встал на дыбы, окутанный огнем и дымом, тут же завалился на бок, и его невозмутимое лицо внезапно пересекла трещина – будто шрам от сабельного удара. Под многотонной каменной тушей что-то ворочалось, корчилось, извивалось, и камень в том месте вдруг начал багроветь.